www.diary.ru/~valley/p43018060.htm
в фесте Постановок. На растерзание предлагаю собственное первое мини с несравненным Люциусом Малфоем в главной и единственой роли
*можно еще миди с Сириусом, но там мародеры подростки и я понимаю, что это не сильно вдохновляет. К тому же много природы и лирики, т.е. материал не очень. А мистер Малфой - всегда благодатная почва
мини подморем. старое, повторю-ка еще разок)) Т.е давние пычи читали
читать дальше
Название. "Тайный порок Люциуса Малфоя"
Автор. Mysh
Бета. Не разжилась пока...
Рейтинг. PG
Саммари. Когда у тебя есть все, может захотеться странного...
Дисклеймер: Персонаж принадлежит Дж.К. Ролинг. его порок - мировое достояние.
Люциус Малфой напряженно шел по одному из боковых коридоров своего огромного замка. На стенах не было ни одного портрета: он давно распорядился их убрать.
Никаких лишних глаз.
Никто не должен знать.
Предполагать.
Иначе…
Люциус старался не убыстрять шаг, но ему, привыкшему контролировать свои действия и порывы, приходилось ежесекундно сдерживаться. И вовсе не опасение быть замеченным в этом удаленном коридоре, спрятанном в причудливой геометрии Имения, заставляла его держать себя в руках - здесь не бывало даже домовых эльфов. Охранное заклятие лежало перед входом в неф, гарантируя полную конфиденциальность. Сдерживаться его заставляло растущее предвкушение. Вожделение. И он не позволял себе ускорить шаг, ожидая, пока жажда не захлестнет его целиком.
Однако, еще одно обстоятельство служило надежной уздой его порывистости: потерять контроль - значит предать свою природу. Он уже и так многое в себе предал. Люциус шел насладиться своим тайным грехом.
О существовании пороков как таковых, он не знал лет до десяти: фехтование, верховая езда, этикет - родители оберегали его от всего, что, по их мнению, познавать было рано. Лет в двенадцать он неплохо разбирался в том, что есть искушение. К девятнадцати - перепробовал все. К двадцати пяти – стал знатоком, пресытился и заскучал.
В то время, когда ему окончательно надоело предаваться запретным забавам, принятым и считавшимся даже в некотором роде обязательными в их среде, неожиданно, волею причудливых обстоятельств, о которых старался не вспоминать, он обрел новую страсть. Рискованную. Грозящую отлучением. Всепоглощающую.
Люциус дошел до конца коридора. Тупик. Постоял, прислушиваясь к себе: из глубин его существа поднималось нечто, способное сорвать предохранители. Способное заставить забыть, предать, порвать - связи, окружение, семью, память крови. И этот грех ему, выросшему в среде, где грехи был нормой – по крайней мере, те, что были обязательным атрибутом Общества - не простят. Это - отлучение.
Страх потерять все обострял чувства. И желание сделать шаг.
Люциус поднял тяжелый взгляд на стену. Хрипло выдохнул. Махнул палочкой – и вошел в открывшийся проем.
Запах огромного помещения, пыльный, сладкий, будящий воспоминания - обрушился на него с такой силой, что это помешало ему сделать следующий шаг. Пару секунд он просто стоял и дышал. Чувственные ноздри расширились, углы губ искривились.
Отступничество.
Он резко раздраженно выдохнул – какова бы ни была цена.
Он не устоит.
- Люмос! - выкрикнул он в пространство.
Голос был чужой, надтреснутый. Люциус раздраженно дернул головой. Владеть собой. Владеть! Свет десяти огромных люстр залил помещение, амфитеатром спускающееся вниз. Свет высветил и темную обивку кресел, почти черную, как свернувшаяся кровь, и тяжелый, цвета темного рубина, в тон креслам - бархатный занавес. Упав в ласково принявший его тело мягкий плюш, Люциус не глядя, запечатал вход.
Сейчас.
Ощущение грехопадения накрыло его с головой, такое редкое, такое… молодое. Ни одна оргия не дарила ему столь острое чувство собственной порочности. Свет медленно погас, тяжелый занавес, дрогнув складками, разошелся. Люциус, не оборачиваясь, протянул руку, в сторону – и таинство началось.
Прямо на него несся похожий на «Хогвартс Экспресс» паровоз братьев Люмьер. Ближе. Ближе!
Глаза Люциуса расширились. Он знал, что Хогвартс - экспресс никогда не сойдет с экрана, но всякий раз, глядя на приближающий паровоз, не мог заставить дыхание не сбиваться.
Он понимал, почему магглы сто лет назад иной раз затевали стрельбу в кинотеатрах; обычная маггловская тупость, разумеется.. и все же: в первый раз он тоже выхватил палочку!
Затем закрутились кадры первых немых комедий. Его любимый актер. Он никогда не смеялся. Люциус знал это. Ему это импонировало. Актер был вынужден подписать магический контракт. Двадцать лет. Без улыбки.
Нервно блестя глазами, Люциус вглядывался в хронику. Сейчас начнется: сроки вышли. Действие контракта окончено. Весь маггловский мир ждет знаменитого оскала. Расклеенные на тумбах газеты пестрят – «…впервые за многие годы», «…великий комик и его улыбка…» Маггловский «Дейли» - Люциус был уверен - заплативший большие деньги за эксклюзивные фото, выпускает своих неэлегантных сотрудников в мятых штанах на помочах. Они суетятся, прилаживая длинные нелепые палки и укрываются черными короткими мантиями, ожидая сенсации. Люциус облизывает губы - он знает: сенсации не будет.
Когда-то в детстве, любуясь породистыми лошадьми, нравными, порывистыми, опасными - он ощущал некую глубоко запрятанную сопричастность. Тот же огонь в жилах. Тот же темперамент. В конце концов, у него была не менее длинная родословная, чем у этих великолепных животных.
Но они имели полное право нести в мир свою сущность. Он - нет. Сдержанность - великая и ужасная деспотия. Ничего не должно выходить наружу. Постепенно он научился убивать чувства раньше, чем они достигнут его холодных глаз. И они рождались все реже и реже. Случалось, что внезапно острый приступ гнева, или ярости, или неких похожих эмоций напоминал ему, как ярко он мог чувствовать раньше. Как многолик и безудержен был мир.
Теперь мир был сдержан. Забавы, в которых он продолжал участвовать, чтобы не забыть, каковы на вкус ощущения вообще, позволяли ему помнить, что бывают не только чувства, но и оттенки. Особого свойства. Такого, как торжество от покорности, торжество от победы воли, торжество превосходства. Забавы – завистники называли их оргиями - не давали ему забыть, как мог бы быть полон мир без этих добровольных эмоциональных пут. О.. Он был практик и не собирался ничего отдавать безвозмездно. Хотя иногда скептицизм брал верх. Полно - есть ли столько оттенков радости, сколько ненависти? Но привычка получать все, в достаточных и избыточных объемах, взращивала в душе ощущения, что где-то в главном он обманут.
Люциус откинулся на спину. Он знал эту хронику наизусть. Актер не сможет улыбнуться. Двадцать лет. Два поколения. Он отказывался. Сдерживался. Губы мага привычно искривились - во имя денег.
Магглы…
Не отрывая глаз от экрана он наколдовал бокал с вином. Поднес к губам.
Гениальный актер Великого Немого. Мистер Хохот. Мистер Полный зал. О-о. Как он любит этот момент. Как в детстве, на конюшнях, он снова чувствовал сопричастность. «Ты так долго подавлял, что забыл как это делать», - со злобной радостью прошептал он. «Каково оно, маггл, подавлять свою суть? Или тебе так уж надо было заморозить мимику? Быть сдержанным и скрытным? Или твоя жизнь бы окончилась, поступи ты иначе, как окончилась бы моя?»
На экране пошли знакомые кадры. Почти любимые - торжественное лицо комика сменилось напряженной маской. Фотографы забегали. Два-три испуганных лица - забытые боссы забытых газет. И снова - крупно - Великий Комик Великого Немого.
Не сумевший улыбнуться.
Тогда, когда ему стало можно абсолютно все.
Лицо Люциуса окаменело. Ему тоже уже можно. Не все. Но почти. К сорока годам он обладает почти неограниченной свободой. Полностью распространяющейся на материальный мир. Он даже может отбросить сдержанность. Чтобы мир снова обрел вкус и… молодость! Великий Комик посмотрел ему в глаза. Чуда не будет. Люциус коротко кивнул. Тот, с большого белого экрана, знает – если долго не пользоваться волокнами - они атрофируются. Мышцы, нервы… без разницы. Тонкая нервная начинка, остро чувствующая, легко воспринимающая, горячая, лихая, веселая, яростная, неистовая, высокомерная, сентиментальная - полный спектр, не ущемленный ни нищетой, ни условностями, все, чем был Люциус Малфой в ранней юности - атрофировалось. Он не позволил этому выжить - слишком уязвимым это делало его. Учителя? - учителя помогли.
Хрустнул осколками и осыпался стеклянной крошкой бокал.
Неразбериха творилась на экране. Смутно было у мага на душе. Он уже почти жалел, что пришел сюда. Снова.
Он чувствовал себя грязным.
Порочным.
Увлечься маггловской психологией!
Маггловским искусством. О…это требовало особой скрытности. Тайны.
Люциус сотворил новый бокал. Отхлебнул. К черту! Он перешел черту, за которой может быть прощение. Так насладимся же собственным грехопадением!
Не глядя, вытянул руку в сторону. Негромко щелкнул проектор. Пошла новая лента. У него не было власти вернуть себе душу или способность чувствовать. И то, и другое суть одна природа. Но он мог подглядывать за этим:
Сидя в роскошном кинотеатре,
в собственном поместье,
глядя на бегущие буквы,
сплетающиеся в причудливое слово
«Касабланка».
в фесте Постановок. На растерзание предлагаю собственное первое мини с несравненным Люциусом Малфоем в главной и единственой роли
*можно еще миди с Сириусом, но там мародеры подростки и я понимаю, что это не сильно вдохновляет. К тому же много природы и лирики, т.е. материал не очень. А мистер Малфой - всегда благодатная почва
мини подморем. старое, повторю-ка еще разок)) Т.е давние пычи читали
читать дальше
Название. "Тайный порок Люциуса Малфоя"
Автор. Mysh
Бета. Не разжилась пока...
Рейтинг. PG
Саммари. Когда у тебя есть все, может захотеться странного...
Дисклеймер: Персонаж принадлежит Дж.К. Ролинг. его порок - мировое достояние.
Люциус Малфой напряженно шел по одному из боковых коридоров своего огромного замка. На стенах не было ни одного портрета: он давно распорядился их убрать.
Никаких лишних глаз.
Никто не должен знать.
Предполагать.
Иначе…
Люциус старался не убыстрять шаг, но ему, привыкшему контролировать свои действия и порывы, приходилось ежесекундно сдерживаться. И вовсе не опасение быть замеченным в этом удаленном коридоре, спрятанном в причудливой геометрии Имения, заставляла его держать себя в руках - здесь не бывало даже домовых эльфов. Охранное заклятие лежало перед входом в неф, гарантируя полную конфиденциальность. Сдерживаться его заставляло растущее предвкушение. Вожделение. И он не позволял себе ускорить шаг, ожидая, пока жажда не захлестнет его целиком.
Однако, еще одно обстоятельство служило надежной уздой его порывистости: потерять контроль - значит предать свою природу. Он уже и так многое в себе предал. Люциус шел насладиться своим тайным грехом.
О существовании пороков как таковых, он не знал лет до десяти: фехтование, верховая езда, этикет - родители оберегали его от всего, что, по их мнению, познавать было рано. Лет в двенадцать он неплохо разбирался в том, что есть искушение. К девятнадцати - перепробовал все. К двадцати пяти – стал знатоком, пресытился и заскучал.
В то время, когда ему окончательно надоело предаваться запретным забавам, принятым и считавшимся даже в некотором роде обязательными в их среде, неожиданно, волею причудливых обстоятельств, о которых старался не вспоминать, он обрел новую страсть. Рискованную. Грозящую отлучением. Всепоглощающую.
Люциус дошел до конца коридора. Тупик. Постоял, прислушиваясь к себе: из глубин его существа поднималось нечто, способное сорвать предохранители. Способное заставить забыть, предать, порвать - связи, окружение, семью, память крови. И этот грех ему, выросшему в среде, где грехи был нормой – по крайней мере, те, что были обязательным атрибутом Общества - не простят. Это - отлучение.
Страх потерять все обострял чувства. И желание сделать шаг.
Люциус поднял тяжелый взгляд на стену. Хрипло выдохнул. Махнул палочкой – и вошел в открывшийся проем.
Запах огромного помещения, пыльный, сладкий, будящий воспоминания - обрушился на него с такой силой, что это помешало ему сделать следующий шаг. Пару секунд он просто стоял и дышал. Чувственные ноздри расширились, углы губ искривились.
Отступничество.
Он резко раздраженно выдохнул – какова бы ни была цена.
Он не устоит.
- Люмос! - выкрикнул он в пространство.
Голос был чужой, надтреснутый. Люциус раздраженно дернул головой. Владеть собой. Владеть! Свет десяти огромных люстр залил помещение, амфитеатром спускающееся вниз. Свет высветил и темную обивку кресел, почти черную, как свернувшаяся кровь, и тяжелый, цвета темного рубина, в тон креслам - бархатный занавес. Упав в ласково принявший его тело мягкий плюш, Люциус не глядя, запечатал вход.
Сейчас.
Ощущение грехопадения накрыло его с головой, такое редкое, такое… молодое. Ни одна оргия не дарила ему столь острое чувство собственной порочности. Свет медленно погас, тяжелый занавес, дрогнув складками, разошелся. Люциус, не оборачиваясь, протянул руку, в сторону – и таинство началось.
Прямо на него несся похожий на «Хогвартс Экспресс» паровоз братьев Люмьер. Ближе. Ближе!
Глаза Люциуса расширились. Он знал, что Хогвартс - экспресс никогда не сойдет с экрана, но всякий раз, глядя на приближающий паровоз, не мог заставить дыхание не сбиваться.
Он понимал, почему магглы сто лет назад иной раз затевали стрельбу в кинотеатрах; обычная маггловская тупость, разумеется.. и все же: в первый раз он тоже выхватил палочку!
Затем закрутились кадры первых немых комедий. Его любимый актер. Он никогда не смеялся. Люциус знал это. Ему это импонировало. Актер был вынужден подписать магический контракт. Двадцать лет. Без улыбки.
Нервно блестя глазами, Люциус вглядывался в хронику. Сейчас начнется: сроки вышли. Действие контракта окончено. Весь маггловский мир ждет знаменитого оскала. Расклеенные на тумбах газеты пестрят – «…впервые за многие годы», «…великий комик и его улыбка…» Маггловский «Дейли» - Люциус был уверен - заплативший большие деньги за эксклюзивные фото, выпускает своих неэлегантных сотрудников в мятых штанах на помочах. Они суетятся, прилаживая длинные нелепые палки и укрываются черными короткими мантиями, ожидая сенсации. Люциус облизывает губы - он знает: сенсации не будет.
Когда-то в детстве, любуясь породистыми лошадьми, нравными, порывистыми, опасными - он ощущал некую глубоко запрятанную сопричастность. Тот же огонь в жилах. Тот же темперамент. В конце концов, у него была не менее длинная родословная, чем у этих великолепных животных.
Но они имели полное право нести в мир свою сущность. Он - нет. Сдержанность - великая и ужасная деспотия. Ничего не должно выходить наружу. Постепенно он научился убивать чувства раньше, чем они достигнут его холодных глаз. И они рождались все реже и реже. Случалось, что внезапно острый приступ гнева, или ярости, или неких похожих эмоций напоминал ему, как ярко он мог чувствовать раньше. Как многолик и безудержен был мир.
Теперь мир был сдержан. Забавы, в которых он продолжал участвовать, чтобы не забыть, каковы на вкус ощущения вообще, позволяли ему помнить, что бывают не только чувства, но и оттенки. Особого свойства. Такого, как торжество от покорности, торжество от победы воли, торжество превосходства. Забавы – завистники называли их оргиями - не давали ему забыть, как мог бы быть полон мир без этих добровольных эмоциональных пут. О.. Он был практик и не собирался ничего отдавать безвозмездно. Хотя иногда скептицизм брал верх. Полно - есть ли столько оттенков радости, сколько ненависти? Но привычка получать все, в достаточных и избыточных объемах, взращивала в душе ощущения, что где-то в главном он обманут.
Люциус откинулся на спину. Он знал эту хронику наизусть. Актер не сможет улыбнуться. Двадцать лет. Два поколения. Он отказывался. Сдерживался. Губы мага привычно искривились - во имя денег.
Магглы…
Не отрывая глаз от экрана он наколдовал бокал с вином. Поднес к губам.
Гениальный актер Великого Немого. Мистер Хохот. Мистер Полный зал. О-о. Как он любит этот момент. Как в детстве, на конюшнях, он снова чувствовал сопричастность. «Ты так долго подавлял, что забыл как это делать», - со злобной радостью прошептал он. «Каково оно, маггл, подавлять свою суть? Или тебе так уж надо было заморозить мимику? Быть сдержанным и скрытным? Или твоя жизнь бы окончилась, поступи ты иначе, как окончилась бы моя?»
На экране пошли знакомые кадры. Почти любимые - торжественное лицо комика сменилось напряженной маской. Фотографы забегали. Два-три испуганных лица - забытые боссы забытых газет. И снова - крупно - Великий Комик Великого Немого.
Не сумевший улыбнуться.
Тогда, когда ему стало можно абсолютно все.
Лицо Люциуса окаменело. Ему тоже уже можно. Не все. Но почти. К сорока годам он обладает почти неограниченной свободой. Полностью распространяющейся на материальный мир. Он даже может отбросить сдержанность. Чтобы мир снова обрел вкус и… молодость! Великий Комик посмотрел ему в глаза. Чуда не будет. Люциус коротко кивнул. Тот, с большого белого экрана, знает – если долго не пользоваться волокнами - они атрофируются. Мышцы, нервы… без разницы. Тонкая нервная начинка, остро чувствующая, легко воспринимающая, горячая, лихая, веселая, яростная, неистовая, высокомерная, сентиментальная - полный спектр, не ущемленный ни нищетой, ни условностями, все, чем был Люциус Малфой в ранней юности - атрофировалось. Он не позволил этому выжить - слишком уязвимым это делало его. Учителя? - учителя помогли.
Хрустнул осколками и осыпался стеклянной крошкой бокал.
Неразбериха творилась на экране. Смутно было у мага на душе. Он уже почти жалел, что пришел сюда. Снова.
Он чувствовал себя грязным.
Порочным.
Увлечься маггловской психологией!
Маггловским искусством. О…это требовало особой скрытности. Тайны.
Люциус сотворил новый бокал. Отхлебнул. К черту! Он перешел черту, за которой может быть прощение. Так насладимся же собственным грехопадением!
Не глядя, вытянул руку в сторону. Негромко щелкнул проектор. Пошла новая лента. У него не было власти вернуть себе душу или способность чувствовать. И то, и другое суть одна природа. Но он мог подглядывать за этим:
Сидя в роскошном кинотеатре,
в собственном поместье,
глядя на бегущие буквы,
сплетающиеся в причудливое слово
«Касабланка».