Ну, это я при жизни был весёлый...
заглавкаНазвание: Сапфир в огне
Автор: Noa Streight
Бета: Аямэ
Фандом: Prince Of Tennis
Рейтинг: NC-17
Жанр: slash, Angst, Humor, возможно OOC
Пейринг: мультипейринг – Хётей + Эчизены и ещё кое-кто в качестве бонуса.
Посвящается: Erring, Ketoh
Содержание: Прикупил Атобе себе часы эксклюзивные и что из этого вышло. Земной шар большой, но и бравые японские теннисисты – не маленькие.
Предупреждение: фик написан без учёта событий манги «New Prince Of Tennis».
Благодарность:создателям проги Skype, Википедии и волшебной халве.)
Отказ от прав: Персонажи фанфика принадлежат их создателям. Автор фанфика не извлекает материальной выгоды от их использования.
Арт-директор дома Dior при написании фика не пострадал.
Размещение: фика на других ресурсах – с согласия автора. Ссылки на фик – приветствуются.
1-4
5-9
читать дальше
10. Шрамы
Он хорошо знает, как играть короля.
Прими Висконти о Людовике XIV
«…то есть ты хочешь сказать, что собирался проделать такое с моим братом?!» – отреагировал Рёма на попытку Атобе объясниться. Лицо, шея и плечо у него были забинтованы едва ли не полностью. Медсёстры милостиво оставили открытым один глаз, дышать посоветовали неглубоко и через раз, да и вообще не дёргаться. Поэтому для общения с блондином теннисист использовал КПК. Атобе горестно вздохнул. На стадии обдумывания сцена представлялась ему достаточно пафосной и не лишённой эротического подтекста, а на практике получилась чернуха какая-то: и смешно, и дико, и страшно, и гадко. Кейго не мог и слов-то подобрать, поэтому его объяснение получилось немногим длиннее, чем «Ну, мы с Рёгой поссорились и…».
Разговор надолго прервался – обоим требовалось время, чтобы переварить абсурдность сложившейся ситуации. Блондин лихорадочно соображал: что он может сделать, чтобы как-то не загладить даже… а облегчить что-ли… свою вину. А Эчизен думал – не нарочно ли брат всё это подстроил и как отвязаться от Атобе, пока его не посетили ещё какие-нибудь пафосные идеи с эротическим подтекстом.
В смысле, с учётом ранее забинтованной руки, юноша теперь чувствовал себя мумией, а что дальше-то будет?
А дальше в палату явился Кабаджи в сопровождении целой армии неизвестных в строгих деловых костюмах и Рёма узнал, что его брат покинул США, оставив на кухне короткую записульку:
«Ещё увидимся. Целую в плечико, жму попку. Рёга».
Кейго отнёсся к известию философски, а точнее – пропустил мимо ушей. Затем Эчизену сообщили, что его квартиру Атобе охарактеризовал как «спичечный коробок», арендовал «скромный домишко» по соседству с Капитолием и приказал перенести туда свои вещи из гостиницы и все вещи брюнета. Рёма понял, что наихудшие опасения сбываются.
Он бы предпочёл Рёгу с покаянной мордой, цветами и апельсинами. Но Атобе об этом лучше не говорить: с его размахом – завалит палату цитрусовыми и орхидеями под потолок, а в центр воткнёт обмотанного цепями, для надёжности, брата теннисиста.
Юноша пробыл в больнице до тех пор, пока не пришла пора снимать швы и ещё немного после. Вопреки опасениям Кейго не стал чудить. Разве что на второй день, когда Рёма со скуки перебирал свои вещи и одел на руку найденные в тумбочке часы – блондин, увидев их, изменился в лице и, сославшись на дела, быстро попрощался. После этого он три дня не появлялся в больнице, оставив Эчизена на Кабаджи.
А молчаливый амбал разнообразил досуг теннисиста тем, что принёс ему карманную игровую приставку, кубик Рубика, комикс про Бэтмена и все три тома саги «Властелин колец». Рёма был тронут. Например, от Рёги и Нанджиро такой широты взглядов ожидать не приходиться – они бы приволокли разве что японскую порнографию.
Хирург не соврал – те несколько особенно глубоких порезов, которые вызывали опасения – его стараниями исчезли бесследно.
Эчизен собрался было по-тихому сбежать из клиники, но не успел. Подручные Атобе с максимальной вежливостью затолкали юношу в лимузин и увезли в пламенеющий закат.
– Ты перегибаешь палку. – только и смог сказать Рёма, увидев особняк, который Кейго избрал для своего обитания. – Надеюсь, мои вещи ещё не распаковывали, потому что я намерен вернуться в квартиру.
– Туда нельзя вернуться. Проводку меняют. Электрика вся в аварийном состоянии… Да и водопровод, – пресёк поползновения блондин с нарочито скорбным лицом.
– Значит я найду другую квартиру. – упёрся Эчизен.
– Не стоит утруждаться. Полагаю, это здание не самое худшее в этом городе. И даже наоборот.
– Атобе, не устраивай мелодраму. Ты сделал достаточно и ничего мне не должен. Я понял, что это было временное помрачение и не сержусь.
– Порезы исчезли только и всего. – Кейго пожал плечами. – Но что, если шрамы остались внутри? Как быть?
– Какие ещё внутренние шра… – договорить Рёма не успел, блондин прищёлкнул пальцами и Кабаджи вдруг поднял теннисиста, как мешок с крупой, и молча занёс его в дом. В холле двумя шеренгами выстроились горничные и лакеи. Эчизен понял, что придётся терпеливо дождаться, пока у Атобе гайки в голове не станут на место – других вариантов нет. Здание, наверняка, охраняется круче золотого запаса страны, да и нет у него времени играть тут в «побег из Шоушенка».
– У меня шрамы. У меня, – едва слышно сказал Атобе в спину Кабаджи и со вздохом вошёл следом. Повисев немного в могучих руках Мунэхиро, Эчизен, кажется, смирился со своей участью и в сопровождении дворецкого отправился осматривать дом.
Атобе заперся в кабинете. Во-первых, ему нужно было работать, во-вторых, поразмыслить о том, что делать дальше.
Работа на несколько часов отвлекла его от невесёлых мыслей. Финансовая отчётность обладала удивительной способностью концентрировать на себе всё внимание молодого человека. Когда от цифр зарябило в глазах, Кейго откинулся в кресле и устало помассировал виски кончиками пальцев. Взгляд его пугающе остекленел. Он смотрел на свои ладони, бледные, безупречной формы, как выразился один знакомый художник – «изяшшшные, но мошш-шные». Точнее, сильные. Неглубокие царапины от шипов роз бесследно сошли за неделю и всего-то. Не вполне соображая, блондин взял с подставки нож для бумаги и прижал лезвие пальцем. Боль отрезвила его.
«Боже… Я кретин… Кабаджи решит, что я схожу с ума… Я и правда, кажется, схожу. Но если меня сейчас возьмутся превентивно лечить… станет только хуже… Проклятье!»
Атобе убрал нож в ящик стола и вызвал верного амбала. А пока тот не явился – приложил к ранке край какого-то документа.
– Кабаджи, найди аптечку. Я порезался, – бросив брезгливо-недоумённый взгляд на стол, юноша дождался, когда Мунэхиро принесёт всё необходимое и протянул ему руку, стараясь не запятнать костюм. Кабаджи промыл и заклеил пластырем порез.
На скупом на эмоции лице ничего не отразилось, хотя парень и ощутил грызущее беспокойство. Атобе был человеком сильных страстей в оковах стальной воли, но видеть его таким Мунэхиро ещё не доводилось. Он знал, как выглядит ранка, если порезаться о край листа, и это была не она. Парень поискал глазами нож, но его на столе не оказалось. Что наводило на мысли.
Кейго услал Кабаджи нетерпеливым жестом и попытался снова погрузиться в работу. Но в голове царил раздрай и хаос. Они с Мунэхиро знали друг друга с детского сада, что заведомо обрекало на неудачу все попытки что-либо скрыть.
11. Родинка
Вы само совершенство,
Вы само совершенство,
От улыбки до жестов
Выше всяких похвал.
Ах, какое блаженство,
Ах, какое блаженство,
Знать, что я совершенство,
Знать, что я идеал.
Н. Олев
Эчизен собирался на тренировку, когда зазвонил мобильный. Вообще-то все нормальные люди в этот час ещё спят – и скорее кто-то наплевал на время, чем ознакомился с распорядком дня теннисиста.
– Рёга? – на экране незнакомый номер, значит, не отец звонит.
– Он самый. Как ты это каждый раз вычисляешь?! – старший брат, судя по голосу, был польщён вниманием. – Не успел уехать, а уже соскучился, мой принц.
Эчизен поморщился: «мой принц» брат произносил с той же глумливой нежностью, что и «котёнок». Выматерить хочется, а не за что!
– Я звонил вчера отцу, так что если ты об этом…
– Нет, я в курсе. Мне другое интересно: твой сосед сказал, что ты съехал. Вроде как за тобой явилась Смерть-с-косой и родинкой под правым глазом.
Рёма нахмурился: когда же, интересно, брат успел охмурить его соседа? Ох уж эти родственники – и убить нельзя и жить с ними невозможно!
– Да, именно это и случилось. Ну и?
– Атобе. Он был… сильно зол?
– Как сказать. Он был… фееричен. Я такого не ожидал и угодил в больницу на дюжину дней. Хотя ничего серьёзного.
После продолжительного молчания в трубке раздался забористый мат. Судя по всему, Рёга тоже не ожидал «такого»:
– Прости.
– Да, ладно… Хм. Будешь мне должен.
– Яяяааа?!!! Нет уж, пусть Кейго отдувается! Он вообще теперь обязан сделать тебе предложение руки, сердца и банковского счёта!
– Кстати, твоя дурацкая шутка подвела нас к следующему вопросу: что вы с Атобе не поделили и как это получилось?
– Ммм-м… Знаешь, король он такой… КОРОЛЬ! У девиц, наверное, и так обмороки случаются с продолжительными эротическим кошмариками из-за его кокетливой родинки, а что было бы, увидь они родинку на бедре? Почти возле самого…
Рёга гнусно захихикал, внезапно свернул разговор, попрощался и отсоединился.
«Так вот оно что. Дивные дела творятся» – в случае со старшим братом не лишним был вопрос: он так некрасиво пошутил или красиво намекнул, а в случае Атобе… С одной стороны, ничего удивительного, а с другой – Эчизен не знал что и думать:
«Интересно, он ответит, если прямо спросить?»
Юноша отправился в тот зал, где им обычно сервировали стол – с королевским размахом, с первого взгляда и не поймёшь, что это лишь для трёх персон. Есть перед тренировкой он не собирался, но надеялся застать за этим занятием Атобе. Который всё прячется в кабинете и вообще… такое впечатление, что в этом огромном особняке можно год блуждать, не сталкиваясь с людьми.
Эчизену неожиданно повезло – ведь рань несусветная – блондин стоял у окна с отсутствующим видом, предполагалось, что он любуется фонтаном. Рёма поздоровался.
– На тренировку собираешься? А рука уже в порядке?
– Не верю, что эта улыбчивая лошадь в белом халате тебе не докладывает. Всё в норме.
– Докладывает. Но я решил проявить элементарную вежливость. Если ты не против.
– Проявляй на здоровье. Но лучше давай сыграем.
Кейго решил отправиться на корт, который обычно использовал теннисист, вместо того, чтобы потащить его в какое-нибудь шикарное местечко.
Пока они разминались, Атобе во всю использовал Инсайт, готовый отправить Эчизена обратно в дом к тренажёрам и реабилитационному курсу, если он выкажет слабину. Но на данном этапе теннисист выглядел здоровым – как вол, подвижным – как пантера и… ну, угрюмо-наглым – как всегда.
«Кажется, я на почве маленького принца в клушу превращаюсь. Убожество» – подумал блондин, ощущая необъяснимую досаду. С какой-то радости хотелось увезти брюнета в высокогорный замок, где запереть и никому не показывать.
Словно прочитав его мысли, Рёма взглянул на Атобе особенно холодно.
«Мала Холера!!!» – благодаря случайной оговорке Кейго знал, как «ласково» величает теннисиста старший брат, помимо десятка других прозвищ и назвищ.
И матч их начался.
Из сочувствия к раненным и убогим в лице Эчизена, блондин начал игру очень корректно и мало не в полсилы. Кажется, теннисиста такой подход здорового задел. Разозлил. И раззадорил.
Такие яркие живые эмоции у флегматичного юноши! Атобе аж залюбовался. И очнулся лишь, когда проиграл три гейма. На лицо Рёмы при этом наползло глумливое выражение – словно у него имелись свои соображения об «убогих» на этом корте.
Кейго нахмурился и начал играть всерьёз. Но ведь теннисист успел отобрать у него три гейма.
Три!
Тут-то Атобе ощутил, что остатки чувства вины испаряются, как гейша при виде пустого кошелька.
Три гейма!
Да дал бы ему кто сейчас тот злосчастный букет – отхлестал бы им Рёму заново. Или ещё как-нибудь применил с особым цинизмом.
«Три гейма! Да убить его за это мало!» – Кейго побелел от ярости. В смысле, явил аристократичную бледность. И обрушил на Эчизена шквал сильных и каверзных атак, вынуждая его метаться по всему корту и почти не оставляя времени на адекватную реакцию. Два гейма пришли в актив блондина, казалось, на одном дыхании.
– Восхитись моим мастерством! – потребовал Атобе в лучших традициях школьных соревнований. Рёма собрался было выразить «восхищение» в глубоко нецензурной форме, но разглядел лёгкую улыбку Короля – ясно, что Его Величество самоиронией баловаться изволит. Эчизен оценил.
Неожиданно для себя.
А потому в разы усилил натиск. И Кейго быстро понял, что все его «Тангейзеры» и другие приёмы – детские игрушки перед лицом профессионала мирового уровня. Но лишь зубами скрипнул, мол, мы ещё посмотрим – кто кого.
Однако посмотреть не получилось – явился Кабаджи и, в соответствии с инструкцией, дал сигнал о завершении тренировки. В азарте противостояния Рёма великолепно его проигнорировал, поэтому Мунэхиро без экивоков вышел на корт, поднял теннисиста в воздух, как мешок с картошкой, и унёс в раздевалку.
Атобе несколько мгновений потратил на бессмысленное хлопанье ресницами. Кабаджи выполнял его распоряжение. Кабаджи, пожалуй, спас его от позорного проигрыша.
Кабаджи хотелось просто напросто убить за несвоевременное вмешательство…
В теннисном клубе, где тренировался Эчизен, не было предусмотрено отдельных душевых и раздевалок для VIP-персон, так что Кейго пришлось довольствоваться общими удобствами. Что заставило его серьёзно озадачиться – не прикупить ли пару кортов в Хартфорде с тем, чтобы подогнать их под свои запросы.
Но когда блондин явился в раздевалку и увидел сердитого Рёму в одном лишь полотенце на бёдрах – подумалось, что в общих душевых есть своя прелесть. Ага. Прелесть 172 см ростом, восемнадцати лет отроду. Теперь-то Атобе, как следует, разглядел, что юноша тоньше в кости и стройнее Рёги. Более светлокожий и… как бы сказать?... жизнью не испорченный.
Кейго не знал, виной ли тому его скоротечный роман (больше похожий на эротическое недоразумение) с Рёгой или что другое, но зрелище его захватило. В душевой – так особенно.
«Возможно, Ошитари был не так уж и не прав» – решил он, когда поймал себя на настойчивом желании впиться губами в чувственный разлёт тонких ключиц, в нежную шею…
А Эчизен ожидал скандала – во-первых, матч не завершился, во-вторых «плебейская раздевалка» – и очень удивился, когда его не случилось. Атобе только открыл рот, чтобы высказаться, но так и закрыл, не проронив ни звука. Посмотрел как-то странно.
Вскоре Рёма даже заподозрил себя в паранойе – потому, что горячий взгляд Кейго, такой непохожий на вымораживающий инсайт – мерещился ему постоянно. И как-то некстати вспомнилось, что мерзавец Рёга сказал про родинку едва ли не в паху блондина.
12. Намёки
Короля можно казнить, но нельзя мимоходом съездить ему по уху.
В. Плехов
Если Атобе втайне надеялся, что вылазка на тренировку с Эчизеном поможет ему навести порядок в мыслях – то он здорово просчитался. Просто одна неотвязная идея сменилась другой и не известно ещё, какая из них хуже.
Кейго заметил странный взгляд Рёмы тогда, в душевой клуба – откровенный, изучающий и всё ниже ватерлинии. С какой, спрашивается, радости ему ТАК пялиться на бёдра блондина?
Это интриговало.
Атобе решил проявить королевское великодушие, граничащее с величайшей милостью – но ведь речь идёт об Эчизене – и сделать шаг навстречу. Или два.
Даже скорее два.
И был проигнорирован. Намёки на грани открытого текста разбились о стену вежливого прохладного недоумения теннисиста.
«Он что – мальчик нецелованный или просто издевается?!» – растерялся Атобе. В свои двадцать он ещё никогда не оказывался в таком дурацком положении. Даже не будучи наследником огромной финансовой империи – Кейго обращал на себя внимание. Спортсмен, красавец и не дурак – от предложений отбоя нет. Его задача – рассмотреть варианты и выбрать из них оптимальный. А не сидеть самому и вздыхать, просматривая запись последнего официального матча теннисиста и думать – на какой козе к нему подъехать.
А Кабаджи наблюдал за Атобе, ведущим себя словно влюблённая четырнадцатилетняя сопливка, и подумывал, что впору подсыпать галоперидол в утреннюю трапезу.
Странно, но Эчизен подумал о том же, когда, отправляясь на очередную тренировку – едва не убился на пороге комнаты, споткнувшись о корзину орхидей:
«Врачи по нему плачут. С галоперидолом!»
– Атобе, я помню, что ты выписал мастера оранжировки из Киото – эта творческая личность отравляет всем жизнь в особняке уже неделю, – начал Рёма, заглянув в столовую, – но не кажется ли тебе, что его веникам не место на пороге?
– А что тебе, собственно говоря, не нравится? – надменно спросил Кейго, до глубины души уязвлённый: мало того, что Недоразумение-в-кепочке не оценил его подарка, так ещё и подумал на оранжировщика…
«Сегодня же отошлю горе-флориста домой! Ладно бы Эчизен просто решил, что цветочный эльф к нему клинья подбивает, но если он ответит взаимностью… Нет уж!»
– Да пусть бы хоть на тумбочку поставил, я же едва не затоптал красоту, – теннисист пожал плечами и сказал явно не то, что собирался, вовремя заметив вошедшего в зал мастера с крупной вазой наперевес.
Но если Рёма решил – тема закрыта – то уже на следующее утро раскаялся в своём оптимизме. Первое, что он увидел, открыв дверь, была тумбочка. Красивая. С инкрустацией перламутром. На пороге, аккурат по центру дверного проёма. На тумбочке гордо расположилась небольшая коробочка с платиновой булавкой для галстука и запонками – всё с чистейшей воды изумрудами.
«Атобе внезапно сошёл с ума или просто издевается?» – растерялся Эчизен, не зная как реагировать на подобное.
«У богатых свои причуды» – подумал он и пожал плечами. Пинать тумбочку ногами не пришлось – спортивная худоба вкупе с природной субтильностью позволили вписаться в небольшой зазор между косяком и навязчивой мебелью. Теннисист отправился на тренировку, так и оставив коробку на тумбочке, а когда вернулся – безобразия под дверью уже не было.
«Вот так-то лучше» – подумал Рёма.
«Как бы не так!» – подумал Кейго, который приказал занести тумбочку в комнату брюнета и сделать вид, что так и было.
В версии «Атобе издевается» Эчизен уверился в среду. В два часа ночи теннисиста грубо вырвал из сна изрядный шум. Кошачью свадьбу под окнами он бы понял и простил, прицельно выплеснув содержимое вазы с очередной концептуальной икебаной. Он бы понял и истерику мастера оранжировки на тему загубленного шедевра – Рёма к этому уже привык и воспринимал как реалити-шоу – даже забавно. Местами.
Но Чайковский! Но фортепьяно!!!
Рёма распахнул ставни, демонстративно примеряясь для броска – очередной щемяще-нежный музыкальный пассаж пробудил в нём неодолимое желание… бросить воздыхателю цветы вместе с горшком:
«Рояль. В кустах. И Атобе. Не пожалел ни клумбы, ни нервов. Два часа ночи! Вот гад!!!».
Весь такой вдохновенный, погружённый в музыку, Кейго устремил сияющий взор на юношу в окне… потом заметил вазу в его руке… И решил вернуться к концепции тумбочек под дверь.
Кстати, Ошитари, с которым блондин поделился хроникой текущих событий по телефону – так и сказал:
– Атобе, ты маешься фигнёй.
– Да, но эта фигня позволяет мне отвлечься от главного, к восприятию которого я пока не готов. И в самом деле: мне что-ли одного Эчизена для соответствующих выводов не хватило?!
– Поступай, как знаешь, – отозвался гений и больше ничего не добавил. Действительно, не готов Кейго к серьёзному разговору. И к серьёзным поступкам.
Хорошо хоть неуместные и несвойственные ему рефлексии из-за чувства вины прошли, как и не было.
Утром Рёма завёл разговор о переезде и даже намекнул, мол, не пора ли Атобе вернуться в Японию. Кейго с царским пренебрежением отмахнулся от обеих идей. Вообще-то давно пора. Но не раньше, чем разрешится странная ситуация между ними. Не раньше, чем алхимия невнятных эмоций и отголосков чувств придёт к закономерному финалу. Какому? У них не было готового ответа на этот вопрос.
Поэтому поводу Атобе решил снова сыграть матч с Эчизеном. На корте всё заметно упрощается. Есть ты и твой противник. Твоя воля и его. Здесь эмоции невозможно погрузить в быт, спрятать за ширмами материальности – всё на виду. Потому что мира за пределом зелёного прямоугольника не существует вовсе.
Твоя сила и его. Никогда не знаешь, где проявится слабина и к чему это приведёт. Слабина… Слабость. Его и твоя.
В общем, одетый с иголочки Атобе постучался и вошёл к Эчизену как раз, когда тому пора было выходить на тренировку. Корт зарезервирован на определённое время и опаздывать не стоит.
Теннисист был занят проверкой снаряжения. Какой-то уж слишком тщательной. Параноидальной.
– Всё в порядке? – спросил Атобе с такой интонацией, которой хватило бы на два десятка вопросов. Рёма понял его правильно:
– Мне звонил менеджер Кэвина Смита, договорился о неформальном матче. А любимец всея Америки – противник сложный.
Кейго как пыльным мешком из-за угла огрело. Эчизен сейчас был похож на маленький ядерный реактор – чудовищная энергия, с трудом сдерживаемая, словно бы распирала его изнутри. И радость. И азарт. Предвкушение…
И всё для кого?!
«Двухметровый красавец-блондин с голубыми глазами. Американская мечта, мать его!» – подумал Атобе, чувствуя себя звездой на грани превращения в сверхновую. В смысле, он готов был взорваться: негативные эмоции заполнили его целиком, скрипя на зубах и тупой болью отдаваясь в виски.
– Хмм-м. Поеду что-ли посмотрю на поединок столетия. Буду за тебя болеть, – заявил Кейго, когда справился с нахлынувшими эмоциями. Рёме предлагалось оценить масштаб одолжения и умереть от чувства признательности прямо на месте.
Но теннисист не проникся, а в очередной раз индифферентно пожал плечами и отправился на тренировку, не обращая внимания на балласт.
13. Блондин
Никто не сходит с ума быстрее, чем абсолютно нормальный человек.
Т. Пратчетт
Сперва разминка в тренажёрном зале. Ментальное напряжение словно бы нарастало с каждым новым упражнением, а потом вдруг растворилось в них бесследно. К началу матча Эчизен почувствовал себя спокойным, словно Великая Китайская Стена. А Атобе, кажется, наоборот – даже нарычал на инструктора в тренажёрке, который позволил себе шутливо хлопнуть Рёму пониже спины. Тот со всеми так, молодится, девушкам и вовсе проходу не даёт, но главное, что дело своё знает и получше многих.
Кэвин уже ждал на корте. Действительно, двухметровый красавец блондин. Изящный, но мощный. Вне корта он походил на молодого неопытного леопарда – Кейго даже показалось, что он вот-вот увидит кончик беспокойно мечущегося хвоста.
Теннисисты коротко обменялись любезностями:
– Я слышал, у тебя травма руки?
– Не надейся.
– Вот и ладненько. Не хочу, чтобы твоему проигрышу было оправдание.
– Сдурел? Лучше для себя оправдания заготовь.
Игра началась. Эчизен подавал первым и тут же повёл очень жёсткую игру, не давая противнику опомниться. Сразу стало ясно, что все уязвимости блондина у него как на ладони. Но Кэвина это не смутило – он хорошо знал своего оппонента, его излюбленные атаки и то, как с ними справляться. Лёгкой победы ожидать не приходилось.
Никогда ещё спокойная созерцательность не давалась Атобе так тяжело: зрелище захватило его. Рёма отвоевал у Смита первый гейм, но потом сдал сразу два.
Кэвин выдавал тот ещё оверкилл – победить его казалось невозможным. Но Эчизен, как американский спецназ, «делал невозможное, немного подумав».
После пятого гейма блондину пришлось заменить ракетку – струны оказались на последнем пределе.
«Этого не могло случиться за одну игру! И ведь он не играет тонкими… Когда только износились? Поверить не могу!» – подумал Атобе. Сердце у него билось так, что впору успокоительными каплями заливаться по уши. Словно это он сам на корте. Или наоборот – потому, что его там нет. А хочется!
Кажется, он целую вечность не видел Эчизена таким взбудораженным и сосредоточенным одновременно, таким эмоциональным. Телевизионные трансляции не передают весь тот накал страстей, который порождают соперники, сцепившиеся словно бы не на жизнь, а на смерть.
Атобе чуть надавил на переносицу кончиками пальцев, провоцируя инсайт – состояние руки брюнета беспокоило всё больше. Вроде бы и восстановилось всё, да и травма была чепуховая, но… Тут ещё и непрошенные ассоциации с Тезукой полезли – хоть вообще под скамейку складывайся, не отсвечивая.
Впрочем, воспоминания отвлекли Кейго ненадолго – когда у теннисистов дело дошло до тай-брейка – он объявил о завершении матча, мол, нечего на тренировке друг другу глотки рвать, когда у кое-кого лишних рук нет, а официальная игра уже скоро.
Ошарашенный блондин начал ругаться, но менеджер принял огонь на себя, вынуждая прекратить скандал. А Эчизен воспринял очередной прерванный матч на удивление мирно.
Что-то в глубине сознания Атобе отозвалось мрачной радостью: тренировка закончилась и недовольный блондин сейчас уберётся ко всем чертям, а они останутся. И фигни в виде цветочков и конфеток не будет, потому что он, наконец, в себе разобрался.
Рёма нахмурился: слово «похоть» у Кейго было огромными буквами написано поперёк холёной морды.
– Не смотри на меня так. Ракеткой схлопочешь – будет больно и обидно, – предупредил Эчизен, открывая свой шкафчик. Впервые он пожалел о том, что в клубе общая раздевалка, да и душевые тоже.
– Ты меня ударишь? – уточнил Атобе, приблизившись вплотную, а потом и вовсе впечатав теннисиста спиной в шкафчики. Ошалевший от такой постановки вопроса и тел в пространстве, Эчизен неловко завозился, пытаясь отстраниться без нанесения тяжких телесных.
– Атобе, ты ума сошёл? С Рёгой не выгорело, так теперь мстишь или надеешься, что я тебе его заменю?! – осознание того, как Рёма видит себе их отношения и кулак в шею ударили одновременно: ещё вопрос, что больнее. Блондин отшатнулся в бок, едва не рухнув на пол. И в этот момент в раздевалку вошёл Кэвин с несколькими спортсменами, лишив Эчизена возможности всё-таки уронить Кейго и допинать ногами.
Злобно фыркнув, как рассерженный кот, Рёма ушёл в душевую.
«Звезда в шоке» – подумал Атобе, на автопилоте приводя себя в порядок и отправляясь к автомобилю. Теннисист появился чуть позже. Пробурчал что-то нелицеприятное и, проигнорировав распахнутую дверцу в салон лимузина – уселся рядом с водителем.
Держался Эчизен при этом словно королева английская, внезапно очутившаяся в борделе.
Его презрительная брезгливость ощущалась почти физической величиной.
«Дома станет меня проклинать и собирать вещи, а потом выметнется в первый попавшийся отель. И на этот раз мне его не удержать иначе как посягательством на свободу личности» – пришёл к неутешительному выводу Кейго, потирая шею. В каком-то смысле Рёма был великодушен – не стал бить по лицу, хотя это было проще и эффективнее, но понимание боль в шее ничуть не уменьшало:
«Аж в голове отдаётся… Печально. Голова мне сейчас понадобится – раз уж до этого она была в отпуске, а теперь предстоит расхлёбывать. Но как же всё-таки ему объяснить, что я… что он… А Рёга вообще… левым болтиком… Проклятье! Я даже себе этого объяснить не могу!!!».
Атобе постукивал пальцем по колену и смотрел в окно – район был под стать его мыслям: серый, унылый, с яркими пятнами граффити на теле бетона смотревшимися кожными заболеваниями. Вскоре неприглядные трущобы остались позади – лимузин бы вообще туда не заехал, если бы не гигантская пробка на магистрали. Вид обывателей и самого города от квартала к кварталу делался всё лучше, светлее и благостнее – в отличие от мыслей блондина. Чем дальше, тем безнадёжнее казался ему предстоящий разговор с Эчизеном.
Всплыл соблазн не участвовать в скандале, а просто запереться в кабинете и носу оттуда не казать до тех пор, пока теннисист не уберётся ко всем чертям. И позарился же Кейго на такого дурака! Это ж насколько надо себя не любить, чтобы изобрести ту версию?!
«А казалось, что здорового эгоизма у него ещё побольше, чем у меня набегает… Не понимаю – откуда тогда такие идеи?!».
Автор: Noa Streight
Бета: Аямэ
Фандом: Prince Of Tennis
Рейтинг: NC-17
Жанр: slash, Angst, Humor, возможно OOC
Пейринг: мультипейринг – Хётей + Эчизены и ещё кое-кто в качестве бонуса.
Посвящается: Erring, Ketoh
Содержание: Прикупил Атобе себе часы эксклюзивные и что из этого вышло. Земной шар большой, но и бравые японские теннисисты – не маленькие.
Предупреждение: фик написан без учёта событий манги «New Prince Of Tennis».
Благодарность:создателям проги Skype, Википедии и волшебной халве.)
Отказ от прав: Персонажи фанфика принадлежат их создателям. Автор фанфика не извлекает материальной выгоды от их использования.
Арт-директор дома Dior при написании фика не пострадал.
Размещение: фика на других ресурсах – с согласия автора. Ссылки на фик – приветствуются.
1-4
5-9
читать дальше
10. Шрамы
Он хорошо знает, как играть короля.
Прими Висконти о Людовике XIV
«…то есть ты хочешь сказать, что собирался проделать такое с моим братом?!» – отреагировал Рёма на попытку Атобе объясниться. Лицо, шея и плечо у него были забинтованы едва ли не полностью. Медсёстры милостиво оставили открытым один глаз, дышать посоветовали неглубоко и через раз, да и вообще не дёргаться. Поэтому для общения с блондином теннисист использовал КПК. Атобе горестно вздохнул. На стадии обдумывания сцена представлялась ему достаточно пафосной и не лишённой эротического подтекста, а на практике получилась чернуха какая-то: и смешно, и дико, и страшно, и гадко. Кейго не мог и слов-то подобрать, поэтому его объяснение получилось немногим длиннее, чем «Ну, мы с Рёгой поссорились и…».
Разговор надолго прервался – обоим требовалось время, чтобы переварить абсурдность сложившейся ситуации. Блондин лихорадочно соображал: что он может сделать, чтобы как-то не загладить даже… а облегчить что-ли… свою вину. А Эчизен думал – не нарочно ли брат всё это подстроил и как отвязаться от Атобе, пока его не посетили ещё какие-нибудь пафосные идеи с эротическим подтекстом.
В смысле, с учётом ранее забинтованной руки, юноша теперь чувствовал себя мумией, а что дальше-то будет?
А дальше в палату явился Кабаджи в сопровождении целой армии неизвестных в строгих деловых костюмах и Рёма узнал, что его брат покинул США, оставив на кухне короткую записульку:
«Ещё увидимся. Целую в плечико, жму попку. Рёга».
Кейго отнёсся к известию философски, а точнее – пропустил мимо ушей. Затем Эчизену сообщили, что его квартиру Атобе охарактеризовал как «спичечный коробок», арендовал «скромный домишко» по соседству с Капитолием и приказал перенести туда свои вещи из гостиницы и все вещи брюнета. Рёма понял, что наихудшие опасения сбываются.
Он бы предпочёл Рёгу с покаянной мордой, цветами и апельсинами. Но Атобе об этом лучше не говорить: с его размахом – завалит палату цитрусовыми и орхидеями под потолок, а в центр воткнёт обмотанного цепями, для надёжности, брата теннисиста.
Юноша пробыл в больнице до тех пор, пока не пришла пора снимать швы и ещё немного после. Вопреки опасениям Кейго не стал чудить. Разве что на второй день, когда Рёма со скуки перебирал свои вещи и одел на руку найденные в тумбочке часы – блондин, увидев их, изменился в лице и, сославшись на дела, быстро попрощался. После этого он три дня не появлялся в больнице, оставив Эчизена на Кабаджи.
А молчаливый амбал разнообразил досуг теннисиста тем, что принёс ему карманную игровую приставку, кубик Рубика, комикс про Бэтмена и все три тома саги «Властелин колец». Рёма был тронут. Например, от Рёги и Нанджиро такой широты взглядов ожидать не приходиться – они бы приволокли разве что японскую порнографию.
Хирург не соврал – те несколько особенно глубоких порезов, которые вызывали опасения – его стараниями исчезли бесследно.
Эчизен собрался было по-тихому сбежать из клиники, но не успел. Подручные Атобе с максимальной вежливостью затолкали юношу в лимузин и увезли в пламенеющий закат.
– Ты перегибаешь палку. – только и смог сказать Рёма, увидев особняк, который Кейго избрал для своего обитания. – Надеюсь, мои вещи ещё не распаковывали, потому что я намерен вернуться в квартиру.
– Туда нельзя вернуться. Проводку меняют. Электрика вся в аварийном состоянии… Да и водопровод, – пресёк поползновения блондин с нарочито скорбным лицом.
– Значит я найду другую квартиру. – упёрся Эчизен.
– Не стоит утруждаться. Полагаю, это здание не самое худшее в этом городе. И даже наоборот.
– Атобе, не устраивай мелодраму. Ты сделал достаточно и ничего мне не должен. Я понял, что это было временное помрачение и не сержусь.
– Порезы исчезли только и всего. – Кейго пожал плечами. – Но что, если шрамы остались внутри? Как быть?
– Какие ещё внутренние шра… – договорить Рёма не успел, блондин прищёлкнул пальцами и Кабаджи вдруг поднял теннисиста, как мешок с крупой, и молча занёс его в дом. В холле двумя шеренгами выстроились горничные и лакеи. Эчизен понял, что придётся терпеливо дождаться, пока у Атобе гайки в голове не станут на место – других вариантов нет. Здание, наверняка, охраняется круче золотого запаса страны, да и нет у него времени играть тут в «побег из Шоушенка».
– У меня шрамы. У меня, – едва слышно сказал Атобе в спину Кабаджи и со вздохом вошёл следом. Повисев немного в могучих руках Мунэхиро, Эчизен, кажется, смирился со своей участью и в сопровождении дворецкого отправился осматривать дом.
Атобе заперся в кабинете. Во-первых, ему нужно было работать, во-вторых, поразмыслить о том, что делать дальше.
Работа на несколько часов отвлекла его от невесёлых мыслей. Финансовая отчётность обладала удивительной способностью концентрировать на себе всё внимание молодого человека. Когда от цифр зарябило в глазах, Кейго откинулся в кресле и устало помассировал виски кончиками пальцев. Взгляд его пугающе остекленел. Он смотрел на свои ладони, бледные, безупречной формы, как выразился один знакомый художник – «изяшшшные, но мошш-шные». Точнее, сильные. Неглубокие царапины от шипов роз бесследно сошли за неделю и всего-то. Не вполне соображая, блондин взял с подставки нож для бумаги и прижал лезвие пальцем. Боль отрезвила его.
«Боже… Я кретин… Кабаджи решит, что я схожу с ума… Я и правда, кажется, схожу. Но если меня сейчас возьмутся превентивно лечить… станет только хуже… Проклятье!»
Атобе убрал нож в ящик стола и вызвал верного амбала. А пока тот не явился – приложил к ранке край какого-то документа.
– Кабаджи, найди аптечку. Я порезался, – бросив брезгливо-недоумённый взгляд на стол, юноша дождался, когда Мунэхиро принесёт всё необходимое и протянул ему руку, стараясь не запятнать костюм. Кабаджи промыл и заклеил пластырем порез.
На скупом на эмоции лице ничего не отразилось, хотя парень и ощутил грызущее беспокойство. Атобе был человеком сильных страстей в оковах стальной воли, но видеть его таким Мунэхиро ещё не доводилось. Он знал, как выглядит ранка, если порезаться о край листа, и это была не она. Парень поискал глазами нож, но его на столе не оказалось. Что наводило на мысли.
Кейго услал Кабаджи нетерпеливым жестом и попытался снова погрузиться в работу. Но в голове царил раздрай и хаос. Они с Мунэхиро знали друг друга с детского сада, что заведомо обрекало на неудачу все попытки что-либо скрыть.
11. Родинка
Вы само совершенство,
Вы само совершенство,
От улыбки до жестов
Выше всяких похвал.
Ах, какое блаженство,
Ах, какое блаженство,
Знать, что я совершенство,
Знать, что я идеал.
Н. Олев
Эчизен собирался на тренировку, когда зазвонил мобильный. Вообще-то все нормальные люди в этот час ещё спят – и скорее кто-то наплевал на время, чем ознакомился с распорядком дня теннисиста.
– Рёга? – на экране незнакомый номер, значит, не отец звонит.
– Он самый. Как ты это каждый раз вычисляешь?! – старший брат, судя по голосу, был польщён вниманием. – Не успел уехать, а уже соскучился, мой принц.
Эчизен поморщился: «мой принц» брат произносил с той же глумливой нежностью, что и «котёнок». Выматерить хочется, а не за что!
– Я звонил вчера отцу, так что если ты об этом…
– Нет, я в курсе. Мне другое интересно: твой сосед сказал, что ты съехал. Вроде как за тобой явилась Смерть-с-косой и родинкой под правым глазом.
Рёма нахмурился: когда же, интересно, брат успел охмурить его соседа? Ох уж эти родственники – и убить нельзя и жить с ними невозможно!
– Да, именно это и случилось. Ну и?
– Атобе. Он был… сильно зол?
– Как сказать. Он был… фееричен. Я такого не ожидал и угодил в больницу на дюжину дней. Хотя ничего серьёзного.
После продолжительного молчания в трубке раздался забористый мат. Судя по всему, Рёга тоже не ожидал «такого»:
– Прости.
– Да, ладно… Хм. Будешь мне должен.
– Яяяааа?!!! Нет уж, пусть Кейго отдувается! Он вообще теперь обязан сделать тебе предложение руки, сердца и банковского счёта!
– Кстати, твоя дурацкая шутка подвела нас к следующему вопросу: что вы с Атобе не поделили и как это получилось?
– Ммм-м… Знаешь, король он такой… КОРОЛЬ! У девиц, наверное, и так обмороки случаются с продолжительными эротическим кошмариками из-за его кокетливой родинки, а что было бы, увидь они родинку на бедре? Почти возле самого…
Рёга гнусно захихикал, внезапно свернул разговор, попрощался и отсоединился.
«Так вот оно что. Дивные дела творятся» – в случае со старшим братом не лишним был вопрос: он так некрасиво пошутил или красиво намекнул, а в случае Атобе… С одной стороны, ничего удивительного, а с другой – Эчизен не знал что и думать:
«Интересно, он ответит, если прямо спросить?»
Юноша отправился в тот зал, где им обычно сервировали стол – с королевским размахом, с первого взгляда и не поймёшь, что это лишь для трёх персон. Есть перед тренировкой он не собирался, но надеялся застать за этим занятием Атобе. Который всё прячется в кабинете и вообще… такое впечатление, что в этом огромном особняке можно год блуждать, не сталкиваясь с людьми.
Эчизену неожиданно повезло – ведь рань несусветная – блондин стоял у окна с отсутствующим видом, предполагалось, что он любуется фонтаном. Рёма поздоровался.
– На тренировку собираешься? А рука уже в порядке?
– Не верю, что эта улыбчивая лошадь в белом халате тебе не докладывает. Всё в норме.
– Докладывает. Но я решил проявить элементарную вежливость. Если ты не против.
– Проявляй на здоровье. Но лучше давай сыграем.
Кейго решил отправиться на корт, который обычно использовал теннисист, вместо того, чтобы потащить его в какое-нибудь шикарное местечко.
Пока они разминались, Атобе во всю использовал Инсайт, готовый отправить Эчизена обратно в дом к тренажёрам и реабилитационному курсу, если он выкажет слабину. Но на данном этапе теннисист выглядел здоровым – как вол, подвижным – как пантера и… ну, угрюмо-наглым – как всегда.
«Кажется, я на почве маленького принца в клушу превращаюсь. Убожество» – подумал блондин, ощущая необъяснимую досаду. С какой-то радости хотелось увезти брюнета в высокогорный замок, где запереть и никому не показывать.
Словно прочитав его мысли, Рёма взглянул на Атобе особенно холодно.
«Мала Холера!!!» – благодаря случайной оговорке Кейго знал, как «ласково» величает теннисиста старший брат, помимо десятка других прозвищ и назвищ.
И матч их начался.
Из сочувствия к раненным и убогим в лице Эчизена, блондин начал игру очень корректно и мало не в полсилы. Кажется, теннисиста такой подход здорового задел. Разозлил. И раззадорил.
Такие яркие живые эмоции у флегматичного юноши! Атобе аж залюбовался. И очнулся лишь, когда проиграл три гейма. На лицо Рёмы при этом наползло глумливое выражение – словно у него имелись свои соображения об «убогих» на этом корте.
Кейго нахмурился и начал играть всерьёз. Но ведь теннисист успел отобрать у него три гейма.
Три!
Тут-то Атобе ощутил, что остатки чувства вины испаряются, как гейша при виде пустого кошелька.
Три гейма!
Да дал бы ему кто сейчас тот злосчастный букет – отхлестал бы им Рёму заново. Или ещё как-нибудь применил с особым цинизмом.
«Три гейма! Да убить его за это мало!» – Кейго побелел от ярости. В смысле, явил аристократичную бледность. И обрушил на Эчизена шквал сильных и каверзных атак, вынуждая его метаться по всему корту и почти не оставляя времени на адекватную реакцию. Два гейма пришли в актив блондина, казалось, на одном дыхании.
– Восхитись моим мастерством! – потребовал Атобе в лучших традициях школьных соревнований. Рёма собрался было выразить «восхищение» в глубоко нецензурной форме, но разглядел лёгкую улыбку Короля – ясно, что Его Величество самоиронией баловаться изволит. Эчизен оценил.
Неожиданно для себя.
А потому в разы усилил натиск. И Кейго быстро понял, что все его «Тангейзеры» и другие приёмы – детские игрушки перед лицом профессионала мирового уровня. Но лишь зубами скрипнул, мол, мы ещё посмотрим – кто кого.
Однако посмотреть не получилось – явился Кабаджи и, в соответствии с инструкцией, дал сигнал о завершении тренировки. В азарте противостояния Рёма великолепно его проигнорировал, поэтому Мунэхиро без экивоков вышел на корт, поднял теннисиста в воздух, как мешок с картошкой, и унёс в раздевалку.
Атобе несколько мгновений потратил на бессмысленное хлопанье ресницами. Кабаджи выполнял его распоряжение. Кабаджи, пожалуй, спас его от позорного проигрыша.
Кабаджи хотелось просто напросто убить за несвоевременное вмешательство…
В теннисном клубе, где тренировался Эчизен, не было предусмотрено отдельных душевых и раздевалок для VIP-персон, так что Кейго пришлось довольствоваться общими удобствами. Что заставило его серьёзно озадачиться – не прикупить ли пару кортов в Хартфорде с тем, чтобы подогнать их под свои запросы.
Но когда блондин явился в раздевалку и увидел сердитого Рёму в одном лишь полотенце на бёдрах – подумалось, что в общих душевых есть своя прелесть. Ага. Прелесть 172 см ростом, восемнадцати лет отроду. Теперь-то Атобе, как следует, разглядел, что юноша тоньше в кости и стройнее Рёги. Более светлокожий и… как бы сказать?... жизнью не испорченный.
Кейго не знал, виной ли тому его скоротечный роман (больше похожий на эротическое недоразумение) с Рёгой или что другое, но зрелище его захватило. В душевой – так особенно.
«Возможно, Ошитари был не так уж и не прав» – решил он, когда поймал себя на настойчивом желании впиться губами в чувственный разлёт тонких ключиц, в нежную шею…
А Эчизен ожидал скандала – во-первых, матч не завершился, во-вторых «плебейская раздевалка» – и очень удивился, когда его не случилось. Атобе только открыл рот, чтобы высказаться, но так и закрыл, не проронив ни звука. Посмотрел как-то странно.
Вскоре Рёма даже заподозрил себя в паранойе – потому, что горячий взгляд Кейго, такой непохожий на вымораживающий инсайт – мерещился ему постоянно. И как-то некстати вспомнилось, что мерзавец Рёга сказал про родинку едва ли не в паху блондина.
12. Намёки
Короля можно казнить, но нельзя мимоходом съездить ему по уху.
В. Плехов
Если Атобе втайне надеялся, что вылазка на тренировку с Эчизеном поможет ему навести порядок в мыслях – то он здорово просчитался. Просто одна неотвязная идея сменилась другой и не известно ещё, какая из них хуже.
Кейго заметил странный взгляд Рёмы тогда, в душевой клуба – откровенный, изучающий и всё ниже ватерлинии. С какой, спрашивается, радости ему ТАК пялиться на бёдра блондина?
Это интриговало.
Атобе решил проявить королевское великодушие, граничащее с величайшей милостью – но ведь речь идёт об Эчизене – и сделать шаг навстречу. Или два.
Даже скорее два.
И был проигнорирован. Намёки на грани открытого текста разбились о стену вежливого прохладного недоумения теннисиста.
«Он что – мальчик нецелованный или просто издевается?!» – растерялся Атобе. В свои двадцать он ещё никогда не оказывался в таком дурацком положении. Даже не будучи наследником огромной финансовой империи – Кейго обращал на себя внимание. Спортсмен, красавец и не дурак – от предложений отбоя нет. Его задача – рассмотреть варианты и выбрать из них оптимальный. А не сидеть самому и вздыхать, просматривая запись последнего официального матча теннисиста и думать – на какой козе к нему подъехать.
А Кабаджи наблюдал за Атобе, ведущим себя словно влюблённая четырнадцатилетняя сопливка, и подумывал, что впору подсыпать галоперидол в утреннюю трапезу.
Странно, но Эчизен подумал о том же, когда, отправляясь на очередную тренировку – едва не убился на пороге комнаты, споткнувшись о корзину орхидей:
«Врачи по нему плачут. С галоперидолом!»
– Атобе, я помню, что ты выписал мастера оранжировки из Киото – эта творческая личность отравляет всем жизнь в особняке уже неделю, – начал Рёма, заглянув в столовую, – но не кажется ли тебе, что его веникам не место на пороге?
– А что тебе, собственно говоря, не нравится? – надменно спросил Кейго, до глубины души уязвлённый: мало того, что Недоразумение-в-кепочке не оценил его подарка, так ещё и подумал на оранжировщика…
«Сегодня же отошлю горе-флориста домой! Ладно бы Эчизен просто решил, что цветочный эльф к нему клинья подбивает, но если он ответит взаимностью… Нет уж!»
– Да пусть бы хоть на тумбочку поставил, я же едва не затоптал красоту, – теннисист пожал плечами и сказал явно не то, что собирался, вовремя заметив вошедшего в зал мастера с крупной вазой наперевес.
Но если Рёма решил – тема закрыта – то уже на следующее утро раскаялся в своём оптимизме. Первое, что он увидел, открыв дверь, была тумбочка. Красивая. С инкрустацией перламутром. На пороге, аккурат по центру дверного проёма. На тумбочке гордо расположилась небольшая коробочка с платиновой булавкой для галстука и запонками – всё с чистейшей воды изумрудами.
«Атобе внезапно сошёл с ума или просто издевается?» – растерялся Эчизен, не зная как реагировать на подобное.
«У богатых свои причуды» – подумал он и пожал плечами. Пинать тумбочку ногами не пришлось – спортивная худоба вкупе с природной субтильностью позволили вписаться в небольшой зазор между косяком и навязчивой мебелью. Теннисист отправился на тренировку, так и оставив коробку на тумбочке, а когда вернулся – безобразия под дверью уже не было.
«Вот так-то лучше» – подумал Рёма.
«Как бы не так!» – подумал Кейго, который приказал занести тумбочку в комнату брюнета и сделать вид, что так и было.
В версии «Атобе издевается» Эчизен уверился в среду. В два часа ночи теннисиста грубо вырвал из сна изрядный шум. Кошачью свадьбу под окнами он бы понял и простил, прицельно выплеснув содержимое вазы с очередной концептуальной икебаной. Он бы понял и истерику мастера оранжировки на тему загубленного шедевра – Рёма к этому уже привык и воспринимал как реалити-шоу – даже забавно. Местами.
Но Чайковский! Но фортепьяно!!!
Рёма распахнул ставни, демонстративно примеряясь для броска – очередной щемяще-нежный музыкальный пассаж пробудил в нём неодолимое желание… бросить воздыхателю цветы вместе с горшком:
«Рояль. В кустах. И Атобе. Не пожалел ни клумбы, ни нервов. Два часа ночи! Вот гад!!!».
Весь такой вдохновенный, погружённый в музыку, Кейго устремил сияющий взор на юношу в окне… потом заметил вазу в его руке… И решил вернуться к концепции тумбочек под дверь.
Кстати, Ошитари, с которым блондин поделился хроникой текущих событий по телефону – так и сказал:
– Атобе, ты маешься фигнёй.
– Да, но эта фигня позволяет мне отвлечься от главного, к восприятию которого я пока не готов. И в самом деле: мне что-ли одного Эчизена для соответствующих выводов не хватило?!
– Поступай, как знаешь, – отозвался гений и больше ничего не добавил. Действительно, не готов Кейго к серьёзному разговору. И к серьёзным поступкам.
Хорошо хоть неуместные и несвойственные ему рефлексии из-за чувства вины прошли, как и не было.
Утром Рёма завёл разговор о переезде и даже намекнул, мол, не пора ли Атобе вернуться в Японию. Кейго с царским пренебрежением отмахнулся от обеих идей. Вообще-то давно пора. Но не раньше, чем разрешится странная ситуация между ними. Не раньше, чем алхимия невнятных эмоций и отголосков чувств придёт к закономерному финалу. Какому? У них не было готового ответа на этот вопрос.
Поэтому поводу Атобе решил снова сыграть матч с Эчизеном. На корте всё заметно упрощается. Есть ты и твой противник. Твоя воля и его. Здесь эмоции невозможно погрузить в быт, спрятать за ширмами материальности – всё на виду. Потому что мира за пределом зелёного прямоугольника не существует вовсе.
Твоя сила и его. Никогда не знаешь, где проявится слабина и к чему это приведёт. Слабина… Слабость. Его и твоя.
В общем, одетый с иголочки Атобе постучался и вошёл к Эчизену как раз, когда тому пора было выходить на тренировку. Корт зарезервирован на определённое время и опаздывать не стоит.
Теннисист был занят проверкой снаряжения. Какой-то уж слишком тщательной. Параноидальной.
– Всё в порядке? – спросил Атобе с такой интонацией, которой хватило бы на два десятка вопросов. Рёма понял его правильно:
– Мне звонил менеджер Кэвина Смита, договорился о неформальном матче. А любимец всея Америки – противник сложный.
Кейго как пыльным мешком из-за угла огрело. Эчизен сейчас был похож на маленький ядерный реактор – чудовищная энергия, с трудом сдерживаемая, словно бы распирала его изнутри. И радость. И азарт. Предвкушение…
И всё для кого?!
«Двухметровый красавец-блондин с голубыми глазами. Американская мечта, мать его!» – подумал Атобе, чувствуя себя звездой на грани превращения в сверхновую. В смысле, он готов был взорваться: негативные эмоции заполнили его целиком, скрипя на зубах и тупой болью отдаваясь в виски.
– Хмм-м. Поеду что-ли посмотрю на поединок столетия. Буду за тебя болеть, – заявил Кейго, когда справился с нахлынувшими эмоциями. Рёме предлагалось оценить масштаб одолжения и умереть от чувства признательности прямо на месте.
Но теннисист не проникся, а в очередной раз индифферентно пожал плечами и отправился на тренировку, не обращая внимания на балласт.
13. Блондин
Никто не сходит с ума быстрее, чем абсолютно нормальный человек.
Т. Пратчетт
Сперва разминка в тренажёрном зале. Ментальное напряжение словно бы нарастало с каждым новым упражнением, а потом вдруг растворилось в них бесследно. К началу матча Эчизен почувствовал себя спокойным, словно Великая Китайская Стена. А Атобе, кажется, наоборот – даже нарычал на инструктора в тренажёрке, который позволил себе шутливо хлопнуть Рёму пониже спины. Тот со всеми так, молодится, девушкам и вовсе проходу не даёт, но главное, что дело своё знает и получше многих.
Кэвин уже ждал на корте. Действительно, двухметровый красавец блондин. Изящный, но мощный. Вне корта он походил на молодого неопытного леопарда – Кейго даже показалось, что он вот-вот увидит кончик беспокойно мечущегося хвоста.
Теннисисты коротко обменялись любезностями:
– Я слышал, у тебя травма руки?
– Не надейся.
– Вот и ладненько. Не хочу, чтобы твоему проигрышу было оправдание.
– Сдурел? Лучше для себя оправдания заготовь.
Игра началась. Эчизен подавал первым и тут же повёл очень жёсткую игру, не давая противнику опомниться. Сразу стало ясно, что все уязвимости блондина у него как на ладони. Но Кэвина это не смутило – он хорошо знал своего оппонента, его излюбленные атаки и то, как с ними справляться. Лёгкой победы ожидать не приходилось.
Никогда ещё спокойная созерцательность не давалась Атобе так тяжело: зрелище захватило его. Рёма отвоевал у Смита первый гейм, но потом сдал сразу два.
Кэвин выдавал тот ещё оверкилл – победить его казалось невозможным. Но Эчизен, как американский спецназ, «делал невозможное, немного подумав».
После пятого гейма блондину пришлось заменить ракетку – струны оказались на последнем пределе.
«Этого не могло случиться за одну игру! И ведь он не играет тонкими… Когда только износились? Поверить не могу!» – подумал Атобе. Сердце у него билось так, что впору успокоительными каплями заливаться по уши. Словно это он сам на корте. Или наоборот – потому, что его там нет. А хочется!
Кажется, он целую вечность не видел Эчизена таким взбудораженным и сосредоточенным одновременно, таким эмоциональным. Телевизионные трансляции не передают весь тот накал страстей, который порождают соперники, сцепившиеся словно бы не на жизнь, а на смерть.
Атобе чуть надавил на переносицу кончиками пальцев, провоцируя инсайт – состояние руки брюнета беспокоило всё больше. Вроде бы и восстановилось всё, да и травма была чепуховая, но… Тут ещё и непрошенные ассоциации с Тезукой полезли – хоть вообще под скамейку складывайся, не отсвечивая.
Впрочем, воспоминания отвлекли Кейго ненадолго – когда у теннисистов дело дошло до тай-брейка – он объявил о завершении матча, мол, нечего на тренировке друг другу глотки рвать, когда у кое-кого лишних рук нет, а официальная игра уже скоро.
Ошарашенный блондин начал ругаться, но менеджер принял огонь на себя, вынуждая прекратить скандал. А Эчизен воспринял очередной прерванный матч на удивление мирно.
Что-то в глубине сознания Атобе отозвалось мрачной радостью: тренировка закончилась и недовольный блондин сейчас уберётся ко всем чертям, а они останутся. И фигни в виде цветочков и конфеток не будет, потому что он, наконец, в себе разобрался.
Рёма нахмурился: слово «похоть» у Кейго было огромными буквами написано поперёк холёной морды.
– Не смотри на меня так. Ракеткой схлопочешь – будет больно и обидно, – предупредил Эчизен, открывая свой шкафчик. Впервые он пожалел о том, что в клубе общая раздевалка, да и душевые тоже.
– Ты меня ударишь? – уточнил Атобе, приблизившись вплотную, а потом и вовсе впечатав теннисиста спиной в шкафчики. Ошалевший от такой постановки вопроса и тел в пространстве, Эчизен неловко завозился, пытаясь отстраниться без нанесения тяжких телесных.
– Атобе, ты ума сошёл? С Рёгой не выгорело, так теперь мстишь или надеешься, что я тебе его заменю?! – осознание того, как Рёма видит себе их отношения и кулак в шею ударили одновременно: ещё вопрос, что больнее. Блондин отшатнулся в бок, едва не рухнув на пол. И в этот момент в раздевалку вошёл Кэвин с несколькими спортсменами, лишив Эчизена возможности всё-таки уронить Кейго и допинать ногами.
Злобно фыркнув, как рассерженный кот, Рёма ушёл в душевую.
«Звезда в шоке» – подумал Атобе, на автопилоте приводя себя в порядок и отправляясь к автомобилю. Теннисист появился чуть позже. Пробурчал что-то нелицеприятное и, проигнорировав распахнутую дверцу в салон лимузина – уселся рядом с водителем.
Держался Эчизен при этом словно королева английская, внезапно очутившаяся в борделе.
Его презрительная брезгливость ощущалась почти физической величиной.
«Дома станет меня проклинать и собирать вещи, а потом выметнется в первый попавшийся отель. И на этот раз мне его не удержать иначе как посягательством на свободу личности» – пришёл к неутешительному выводу Кейго, потирая шею. В каком-то смысле Рёма был великодушен – не стал бить по лицу, хотя это было проще и эффективнее, но понимание боль в шее ничуть не уменьшало:
«Аж в голове отдаётся… Печально. Голова мне сейчас понадобится – раз уж до этого она была в отпуске, а теперь предстоит расхлёбывать. Но как же всё-таки ему объяснить, что я… что он… А Рёга вообще… левым болтиком… Проклятье! Я даже себе этого объяснить не могу!!!».
Атобе постукивал пальцем по колену и смотрел в окно – район был под стать его мыслям: серый, унылый, с яркими пятнами граффити на теле бетона смотревшимися кожными заболеваниями. Вскоре неприглядные трущобы остались позади – лимузин бы вообще туда не заехал, если бы не гигантская пробка на магистрали. Вид обывателей и самого города от квартала к кварталу делался всё лучше, светлее и благостнее – в отличие от мыслей блондина. Чем дальше, тем безнадёжнее казался ему предстоящий разговор с Эчизеном.
Всплыл соблазн не участвовать в скандале, а просто запереться в кабинете и носу оттуда не казать до тех пор, пока теннисист не уберётся ко всем чертям. И позарился же Кейго на такого дурака! Это ж насколько надо себя не любить, чтобы изобрести ту версию?!
«А казалось, что здорового эгоизма у него ещё побольше, чем у меня набегает… Не понимаю – откуда тогда такие идеи?!».
@темы: Prince Of Tennis, Моя писанина