Блистательная книга. Яркая, остроумная, искромётная, циничная, с мастерской компоновкой и живыми характерами. Книга-удовольствие. Авантюры, загадки, мистификации.
И тем грустнее было разочарование - спустя два часа после того, как была дочитана последняя глава.
Зря Фрая сравнивают с Уайльдом. Он создал прекрасную живую обертку, и конфета была прекрасна - в меру сладка, в меру кисла, но с пустой и бесплодной сердцевиной. У меня сложилось двойное впечатление от "Лжеца" - как будто Фрай задумал один роман, писал его, вкладывал в него если не душу, то ум - а на последней четверти произведения к нему пришли кредиторы, взяли за глотку и заставили закончить "Лжеца" за одну ночь и один день. Курсивные вставки "настоящего" между воспоминания Адриана во-первых иного стиля, во-вторых не дотягивают по качеству, а в третьих, уничтожили как коса траву, всё чем так долго становился роман.
"Лжец" состоит из трех компонентов, перемешанных в разной последовательности: прошлого в частной школе, где Адриан - юный циник и бунтарь, а циники, как известно, маскирующиеся романтики; свежего прошлого, где Адриан - студент Оксфорда, мистификатор, наглец и демагог; и "настоящего", в котором Адриан, пассивный и перепуганный, замешан в игры разведки Великобритании.
Для меня было болезненно читать о школьном времени Адриана. Фрай раздергал старую, заросшую шрамом рану, которая есть, наверное, у каждого: подростковый солипсизм; бунт, такой родной; острое чувство, что ты не такой как другие; попытка вырваться из обывательского равнодушия и прикрыть наготу своей души то невинным, то наглым фантазированием (о, как доверчивы люди!), фраза Адриана о том, что "вот это" его ощущение настоящее, что даже если он повзрослеет и успокоиться, _это_ не перестанет быть настоящим, пробрала до внутренностей. Кажется, только там, страдающий от любви, вины, социальных рамок, пронзительного чувства реальности и страха перед собой истинным, неловкий и позирующий, Адриан настоящий.
Как большинство бунтов, закончилось всё никак. У Адриана не хватило смелости вырваться из того, из чего ему хотелось вырваться; вызов профессора - создать оригинальную идею, провалился - не понимаю, как за "оригинальную идею" могла сойти порнографическая интерпретация Диккенса с шоу-поддержкой и актерами-любителями. Наверное, это «оригинально» только для закостенелого Оксфорда. И заканчивается всё тем, что Адриан присоединяется к играм стареющих джентльменов, занимает свое место в обществе - безобидного эксцентрика, напоследок слово в слово повторяя и фразу, и позу профессора.
Ни Адриан, ни Фрай так и не стали оригинальными. Теми фантазерами, которые переворачивают мир. Хотя "Лжец" от этого не перестает быть отличным интеллектуальным чтивом.