Который день я мечтаю лечь спать пораньше. хотя бы часов в 11. Ни-фи-га! Вот обязательно найдется причина, чтобы это не случилось. То соседи займут душ, так что приходится ждать, чтобы помыться, то внезапно находится человек, которому позарез нужно со мной попереписываться и это нельзя отложить... Вчера в гости к соседям пришла одна их знакомая барышня-фотограф. Когда я собиралась потихоньку готовиться к праведному отдыху, ко мне постучала Валера и спросила, как смешивать пинаколаду - мол, угостить хотела. Я ответила, что мне проще показать, чем рассказать, вследствие чего была приглашена ага, хитро напросилась на посиделки и уже спустя пять минут бодро взбивала сливки мини-миксером. Около полуночи я объясняла барышне-фотографу, почему она не может экспортировать фоточки из лайтрума. Когда посиделки рассосались, ко мне пришла здравая мысль, что мне необходимо. вот прямо сейчас, повытирать пыль и разложить наконец по местам все книги из разваливающихся стопок и кучку чулок, ютящуюся на постели, потому что у меня внезапно возникло подозрение, что у меня сегодня ночью будет гость, а я не вынесу позора, ежели он наткнется на бардак в моей комнате. Потом по этой же причине долго приводила себя в порядок в ванной. Нет ничего хуже, чем рефлекторная деятельность с расчетом на два шага вперед - она не позволяет идти пить пятничный чай с недобритыми ногами.
Спать я легла в 2.30.
И вот даже не знаю, на что надеяться больше: то ли на бессонную развеселую ночь сегодня, то ли на блаженный сон. Первого, именно в том контексте, что я вчера просчитывала, давно не было, поэтому неплохо бы, но как же хочется спаааать...

Сегодня не показывалась на глаза своему начальству. Решила взять временный выходной от написания документации. Решение пришло вчера, когда я подловила себя на том, что пишу о загадочных болезнях "сахарном склерозе" и "рассеянном муковисцидозе второй ступени" %) Так что сегодня я писала совершенно левые вещи. Например, образовался кусок второй главы жуткого POVа сами-знаете-кого. Собственно, я его сейчас запощу, ибо хочу, чтобы на выходных он был у меня под рукой, а посылать тексты самой себе в письмах мне уже кажется подозрительным: боюсь, еще раз-другой, и у меня случится раздвоение личности, благо предпосылки есть. Да, конечно, это спойлер, потому охотники получать все и сразу могут не читать

***

А можно таки читать

Жили в квартире
Сорок четыре
Сорок четыре
Тщедушных чижа:

Чиж-алкоголик,
Чиж-параноик,
Чиж-шизофреник,
Чиж-симулянт.

Чнж-паралитик,
Чиж-сифилитик,
Чиж-маразматик,
Чиж-идиот.

Николай Олейников.

Честно говоря, я никогда не верил в дежа-вю, вещие сны и прочую мутную мистику. Я всегда считал себя рационалистом и гордился этим. До недавнего времени.

***
Что-то неправильно. Совершенно неправильно. Я гуляю по длинным коридорам огромного светлого замка – сплошь блестящий металл и полированный камень, по аллеям садов вокруг него, выхожу в хвойные леса, засыпанные снегом. Вроде как, в этом нет несоответствий с реальностью, я и раньше видел это, я помню с детства эти просторы. Если я сталкиваюсь со светловолосым громилой, не расстающимся с карикатурной большим молотком, покрытым какими-то узорами, этот амбал смеется надо мной по поводу и без. А я зло шучу над ним. Это тоже верно: хотя я не знаю причин, откуда пошла традиция обмениваться оскорблениями, но мне он неприятен, я не отказываю себе в удовольствии высказать ему это в витиеватой форме, как я это умею, а он вполне вправе ответить мне по своим маловыдающимся способностям. К тому же, он принимает нашу взаимную неприязнь так, будто она вполне закономерна и логична. Ещё есть кучка его приятелей, с такими же замашками. Ну и чёрт с ними.
А вот некоторые особенности местного ландшафта внушают мне чувство искусственности мира, заставляют сомневаться в собственном здравомыслии, что очень неприятно, и у меня чешутся руки уничтожить их – просто чтобы проверить, что будет, если чуждые детали уберутся из этой картины мира. Например, когда я приближаюсь к сверкающему переливающемуся всеми цветами мосту, переброшенному через чёрную бездну, разбавленную точками издевательски подмигивающих звёзд, мои колени предательски подгибаются. Здоровенный жлоб в золоченых доспехах, который всегда смотрит так, будто видит и знает всё, что происходит вокруг, включая мои мысли, охраняющий этот мост тоже бесит неимоверно. Но я чувствую, что он опасен и стараюсь не связываться с ним.
Пока что.

***
Одна из деталей несуразности мира, в котором я – живу? – нахожусь, обнаруживается случайно и, по иронии судьбы, в другом из миров. Громила с молотком, хотя и терпеть меня не может, регулярно таскает за собой в свои путешествия. В одной из таких вылазок мы попали в город, совершенно не похожий на наше жилище. Высокие серые однообразные здания правильной формы, сизый туман в воздухе, люди в мягкой – не доспехи! – одежде, спешащие среди фыркающих удушливым дымом машин – всё это показалось мне родным и нормальным. Тогда как громила и его друзья выглядели чужими, непривычными. Да и они сами осознавали это судя по их ошарашенным лицам. Тут мне в голову пришла та самая мысль. «Слушай, - потянул я за рукав молотоносца, - как мы с ними будем разговаривать?» Тот удивленно моргнул. Я привык, конечно, что ему все надо разжевывать, но чёрт подери… «Мы находимся в другом мире, так? – он утвердительно кивнул. – Значит, здесь люди говорят на другом языке. Как ты собираешься с ними общаться? Не жестами же?» Тут я представил, как громила, не расставаясь с молотком, пытается спросить дорогу у какой-нибудь старушки и едва сдержался, чтобы не рассмеяться. «О чём ты, фокусник? – недоуменно посмотрел на меня громила, так, что я подумал: неужели мое выражение лица изменило мне? – Здесь говорят так же, как мы с тобой.»
И тут я понял. Да. Так же. По-английски.
Я твёрдо уверен, что я – и мои спутники тоже – норвежцы, и что других языков, кроме родного, никто из нас не знает.

***
Во дворце сияющие гладкие стены, отполированный до идеала пол, но нет зеркал. Вообще. Когда я замечаю это, вспоминаю дурацкие сказки о вампирах, не отражающихся в зеркалах. Шальная мысль о том, что все мы здесь – нечисть, нежить и упыри, оказывается правдоподобной до безумия, так что я почти истерически хохочу, когда думаю об этом. А что, и сила, и выносливость, и долголетие обитателей замка – всё сходится. И зеркал нет.
Когда я упираюсь взглядом в одну из черных стен, моё отражение смотрит на меня зелеными глазами с искрами безумия в зрачках. Правильно, усмехаюсь я про себя, дуракам по статусу положено быть слегка сумасшедшими. Я снимаю рогатый шлем, который я по-прежнему считаю шутовским колпаком, разве что выполненным в традициях этакого милитаризованного средневековья, кладу его рядом и снова поднимаю глаза к своему двойнику, замурованному в гладкий темный камень. Что за?.. Я же всегда был рыжим? Откуда эти чёрные локоны, примятые металлом колпака? Я не верю отражению, думаю, что в нем исказились цвета, и почему то дергаю себя за прядь над ухом. В пальцах остается антрацитовый волос.
Может быть, это шутка такая, меня перекрасили, пока я спал, громила со своими дружками. Либо моя память играет со мной, подсовывая ложную информацию – но в этом случае было бы неплохо понять, почему. Впрочем, я не жалуюсь. Рыжий мне никогда не нравился.
Но теперь я смотрю в глаза своему отражению в стенах, полу и на поверхности воды каждый раз, как представится такая возможность. Когда это замечают амбал с молотком сотоварищи, у них появляется новый повод для насмешек надо мной. Они называют меня невестой на выданье, кокеткой, и громче всех смеется подруга их заводилы – мускулистая блондинка, явно мечтающая о том, чтобы размер её груди соответствовал стандартам, по которым куют мужские доспехи.

***
У меня снова дежа-вю. Когда я срезал косу светловолосой мужланке, я был невменяем, конечно, настолько она меня выбесила, но… но одновременно какая-то часть хладнокровного и совершенно спокойного меня стояла в сторонке и констатировала, что это уже было, что волосы придется вернуть, что огребу я гораздо больше, чем получу морального удовлетворения. Этот ехидный голос в моей голове был так убедителен, что когда я, крадясь на цыпочках, сжимал в кулаке пучок сплетенных волос, я почувствовал, что эти тактильные ощущения – специфическое такое скольжение тонких-тонких теплых нитей в ладони – мне знакомы, хотя с чего бы?
Собственно, он, тот я, оказался прав. На следующий же день дуболом, дружок моей «жертвы», едва не покалечил меня и заставил идти чёрт-те куда за волшебными самоклеящимися волосами.
Но не это самое любопытное. Обычно громила ходит с молотком, будто тот приклеен к его руке. Разумеется, я понимаю, что так было не всегда, и блондинистый амбал получил этот его не по рождению. Я даже откуда-то смутно знал, что именно я подарил ему эту череполомную штуковину, хотя я не намеревался это делать. Но когда он пытался порвать меня на куски за злую шутку над его подружкой, он собирался сделать это голыми руками. А молота не было.
Этот самый молот я получил от карликов, к которым забрел с дурацкой просьбой выковать парик из золота. Именно этот – габариты, вес, вязь узора – всё совпадает. Это точно тот молоток.
…Я несу кучу всякого барахла во дворец, а моё альтер-эго твердит мне, что, дескать, судьба у меня такая – обеспечивать ничего из себя не представляющих квази-уберменшей бесценными артефактами. Сапожник без сапог, смеется голос. Заткнись, шиплю я вслух и спотыкаюсь, когда до меня доходит, что я спорю со своим внутренним голосом. Он заливисто хохочет. Шизофрения, мрачно резюмирую я. Нее-ет, отвечает альтер-эго, не шизофрения. Ты просто особенный, напевает мне в уши мурлыкающим шепотком оно, ты видишь всё как есть, его иллюзии не застилают твои глаза. Да что там – ты сам можешь строить воздушные дворцы не хуже него. Я останавливаюсь. Его иллюзии? Воспоминание о нём заставляет мой позвоночник вымерзнуть изнутри тонкими жгучими иглами. Я действительно уже нёс подарки ему и его шайке. Интересно, как это будет выглядеть на этот раз.
Он снисходительно смотрит на меня единственным глазом. Громила выхватывает из кучи безделушек свой тяжелый молоток. Сволочь он. Снова забрал. Ничего не меняется, заходится в безумном хохоте, слышном только мне, моё альтер-эго. Я раздраженно швыряю тяжелую золотую косу девке, моей «жертве», и выхожу из зала.
Ночью я до исступления спорю со своим вторым я. Он – я – доказывает мне – мне, что всё, что происходит сейчас, уже случалось раньше. Я - я – отказываюсь верить ему – мне. Я безумно бормочу, кричу, размахивая руками, и, когда осознаю, что спорю сам с собой, истерически, без пауз для глотка воздуха, смеюсь. К утру я засыпаю, всего лишь на пару часов, вижу беспокойные сны, просыпаюсь, мечусь по своей комнате, выхожу прогуляться, пугаю своим бледным лицом и мешками под глазами прохожих, оказываюсь где-то в саду, снова разговариваю сам с собой, теряю сознание, прихожу в себя, разговариваю, разговариваю… и смеюсь. На второй день после моего похода за волосами громила осторожно трогает меня за рукав, хочет спросить что-то, но я резко подскакиваю, как от электрошока, и который раз за последнее время порывисто и нервно хихикаю. Блондинистый амбал шевелит губами, будто от неожиданности забыл свой вопрос и пытается вспомнить, но уходит, так ничего и не сказав. Вскоре он постучал в мою комнату во время моего очередного пламенного диалога с собой и спросил, не нужна ли мне помощь. Я попытался изобразить крайний скептицизм, поинтересовался, с чего он так решил и не нужна ли помощь ему самому. Амбал оставил меня в покое, но я понял, что скоро все вокруг будут в курсе моих разговоров с моим альтер-эго. Этого нельзя допустить.
В каком-то странном припадке безумия я таки решил эту проблему. Однажды ночью я очнулся от острой боли. По моему подбородку стекала кровь, а мои собственные дрожащие пальцы держали иглу с вдетой в нее суровой ниткой. Я молчал. Я зашил себе губы, только поэтому не мог произнести ни слова.
Моё второе я после того случая не появляется. Испугалось, видимо. Однако мне кажется, что ненадолго. Кто же знает его лучше меня, чем я сам?