Майданутый свидомит
Продолжение текста "Сезон охоты"
Часть 2. Место под Солнцем.
Таки началоЕсть такая забавная штука – самое мощное руководство к действию. И самое сильное из всех обоснований, известных человечеству. Называется оно очень просто: ХОЧУ.
Хочу красивую игрушку, хочу плитку шоколада вместо гречневой каши, хочу встречаться с самой красивой девочкой во дворе, хочу школу закончить без троек и маяться дурью вместо учёбы. Хочу учиться в крутом универе, хочу работу не бей лежачего, хочу зарплату высокую, хочу квартиру, машину, дачу, жену умницу, любовницу-красавицу… Хочу, хочу, хочу…
На самом деле – великое «Хочу» правит миром, только мы об этом не задумываемся никогда. А если и задумываемся, то подменяем чудесное всеобъемлющее «Хочу» сухим дурацким «Надо».
Я хочу небо в алмазах,
Я хочу звёзды руками достать,
Я хочу небо в алмазах, небо в алмазах…
Музыка в плеере бодрит. На самом деле даже не бодрит, а настраивает на какой-то особый весёлый и злой лад. Когда у тебя, в общем-то, чертовски хорошее настроение и ты готов скалиться и рычать на весь мир и непременно добиваться поставленных целей просто повинуясь внутреннему своему зверь, вставшему в стойку и всем своим видом показывая своё «Я хочу!».
Влажный нос ткнулся в расслабленную ладонь. Бархатная морда, колючие усы… устрашающих размеров зубы аккуратно сжимают мои пальцы. Выдёргиваю капельки наушников из ушей и присаживаюсь рядом со своей четвероногой спутницей. Раста смотрит на меня, не отрываясь.
- Что стряслось, девочка?..
Золотистый и голубой глаза метнулись в сторону. Раста точно кивнула, привлекая моё внимание к чему-то, что я совершенно не слышал до сего момента.
В наушниках тихонечко тарахтела музыка. Я прислушался. Где-то в стороне, далеко, раздался протяжный тоскливый вой. Естественно плеер я отключил. Когда тарахтение прекратилось, вой стал отчётливее. И ближе. Острые ушки моей хаси нервно дёрнулись.
- Думаешь волк? – Раста возмущенно рявкнула, дескать – ну какой-такой-сякой волк? Ты что, за щенка вислоухого меня тут держишь? Кажется, моё недоверие оскорбило мою барышню до глубин её хассячьей души, потому что она сердито вильнула хвостом и потянула меня в сторону, а потом, запрокинув острую мордочку к пронзительно-голубому холодному небу, протяжно завыла. Вой вдалеке тут же прекратился…
Кажется в лагерь я вернусь не скоро.
О том, что где-то здесь какой-то чудак купил участок земли для охоты, я знал. Участок этот был обозначен на моей карте и на него я соваться не собирался. Но Раста неумолимо тянула меня именно туда, на заштрихованное пятно геологической карты. И я смирился. Раз девушка настаивает – значит так надо.
Мы мчались под деревьями и я с ужасом отмечал про себя, что во рту у меня горько. Горько с противным привкусом горелого. Пожар? Снег скрипел под полозьями, Раста пёрла сквозь сугробы с настойчивостью танка, проваливаясь в снег местами почти с головой. Было забавно наблюдать, как торчит вверх пушистый её хвост с белым кончиком, совсем как перископ.
На поляну мы выскочили как-то вдруг. И первое, что сделала моя хася – рванула к небольшому снежному холмику под деревом, рядом с которым сидел и выл в ледяное зимнее небо большой почти волчьего окраса пёс. Мой же взгляд приковали ещё дымящиеся руины, щедро припорошенные серым пеплом. От руин ощутимо тянуло теплом. Значит пожар был и не так давно. Так что же всё-таки произошло?
Раста взвизгнула. И таких интонаций у моей хаси я не слышал ещё никогда. Было в её голосе намешано столько, что не всякий человек сможет так эмоционально передать всё, что он чувствует. И сочувствие и возмущение и невыносимое страдание пополам с обещанием отомстить, скоро отомстить, страшно отомстить. Пёс, всё это время сидевший возле сугроба принялся вертеться возле него, точно подзывая меня. Почти умоляя взглядом подойти и помочь ему. Спустя минуту я в ужасе чертыхнулся и принялся с утроенной энергией разгребать сугроб. Припорошенный снегом под массивным кедром лежал человек. И пока что он был жив.
Раста вопросительно взглянула на меня и я только руками развёл. Хаска вздохнула и снова бросила долгий взгляд на своего сородича. Моей прелестнице было отчего вздыхать: её четвероногий приятель по собачьим мерками самый настоящий красавец. Если уж быть до конца честным. Широкая грудь, мощные лапы, умный взгляд… маламут же на мою девушку взгляды бросал тоскливые и куда больше времени и внимания уделял своему человеку. Хм, будь я псом, я бы тоже беспокоился. Хотя… кто их, чудиков, знает, что в их белолобых головах творится?
Мой… наш найдёныш метался в жару третьи сутки. Мне оставалось только менять компрессы, колоть ему антибиотики и молиться что метель утихнет.
Что и говорить, я был круглым идиотом, когда меня понесла нелёгкая от стоянки прочь, едва выдалось окошко в недельном буране. С другой стороны – если бы не моя дурость, этот малый был бы уже мёртв. И вряд ли его баламутисный товарищ защитил бы его от волков. Сам бы полёг.
Ну, будем надеяться, что фартовости найдёныша хватит не только на нас с Растой.
Возвращались на стоянку мы весело. За малым не с цыганами и медведями. Зверьё тут особо не пуганное, потому всякие лися и прочая мелкая шушера в округе уже знала о человеке и его защитнике, и полным сюрпризом для обитателей леса стало наше с барышней появление.
Маламут устало скалился на меня не долго. Ровно до того момента, когда моя хаска не подошла к нему и не позволила себя обнюхать, и поскольку наши с Растой запахи за время нашего долгого общения порядком переплелись, я был признан безопасным и благосклонно принят. Это он сначала отчаялся, но защищать беспомощного человека намеревался до конца.
Парень был без сознания и всё время пока я нарубил лапника, перевязал ветки, изготовив импровизированные волокуши да впрягал Расту и маламута в слабенькое подобие упряжки – не шевелился и иных признаков жизни, кроме слабого, но вполне уверенного дыхания, не подавал.
Дышал он и когда несколькими часами позже я вломился на стоянку, под всё усиливающимися порывами ветра.
Бус, Лютый и Алтай, наш проводник, укатили на снегоходах проверить наш раскоп. Вообще – чёрт бы побрал наших нанимателей, которым приспичило получить отчёт о перспективности будущей шахты именно сейчас, зимой, а не как принято – после нормальной разведки, а не тактических перебежек от схрона к схрону. С другой стороны… Деньги – они всегда деньги. И если какому-то толстосуму в столице стукнуло в голову его волшебное «Хочу» - чего мне мяться, точно институтке?
В общем, с найдёнышем мы оказались один на один. Не считая собак.
Раздевая найдёныша я за малым не матерился. Одежда обледенела, а когда я обнаружил раны – был уже практически в отчаянии. Кровь запеклась, а хорошо выделанные шкуры присохли… примёрзли к коже и освобождая рану я рисковал снова вызвать кровотечение справиться с которым… какой чудный каламбур – мог бы и не смочь.
Не сдержался я позже: когда допёр до характера ран. Огнестрельные ранения, при том парню крупно повезло что из калибра скромного, что не разрывные пули, что… в общем – абзац. Мне было совсем-совсем не весело, особенно же учитывая тот факт, что оттаяв, фигурант принялся тихо и болезненно стонать, отчего настроение его четвероногого приятеля отнюдь не улучшилось.
Раны я промыл, тихо порадовался. Одна была сквозной, кровью не наполнялась а кость была не задета. Что касается второй – мне пришлось порядком поковыряться прежде чем свинцовую фиготень удалось извлечь из ключицы.
И на вторые, и на третьи сутки парень был жив, и я начал надеяться, что он будет жив и дальше. Долго и может быть счастливо.
Что говорят люди, которые вырубились где-то, а врубились ещё более где-то? Верно. Они говорят – Где я? Мой найдёныш к категории нормальных не относился явно, поскольку во-первых, он, едва открыл глаза, сразу попытался встать, а потом удовлетворённо просипел:
- Я жив…
Маламут тот час рванул к обожаемому хозяину и с удивительной нежностью лизнул бледную щеку лежавшего в моей постели незнакомца.
- Ворчун… старик… и ты жив…
Каждое слово давалось ему с величайшим трудом. Холод сделал своё чёрное дело, лишив парня голоса начисто. Парень скорее шептал, надсадно так, выталкивая из себя каждый звук. Дёшево отделался. Обморозил щёки, нос, губы его потрескались, и мне приходилось смазывать их кремом, чтоб боль была не такой сильной. Скорее всего обморозил бы и ноги-руки, если бы не тёплая одежда.
После слабых попыток нежно потрепать пса по голове, парень переключил своё внимание на меня и… нахмурился. Совершенно точно не меня он ждал. Интересно, кого? Господа-Бога?
- Я не Мастер-Йода, - криво улыбнулся я. Обстановочка в домике была совсем как в старых-добрых звёздных войнах в обители маленького зелёного ушанчика. Скупо по-спартански.
- И кто же ты?.. – парень глядел на меня из кокона одеял и скаток, которые служили мне подушками с любопытством и настороженностью.
- Руслан Горностаев. Геолог. И сейчас вы находитесь в пределах экспедиции, - спокойно ответил я с взаимным интересом рассматривая найдёныша. Сейчас, когда глаза его пронзительно-синие, к слову, были открыты, он выглядел совершенно иначе. Он выглядел живым. И даже вот такой, ослабевший после трёх суток жара, опасным.
Очень странное ощущение, как-будто этот человек, полумёртвый от слабости и лишений даже сейчас, находясь далеко от собственных неприятностей (пусть пеня пустым мешком пришибут, если я не прав и его не преследуют неприятности!) был готов… биться насмерть? Было что-то в его глазах. Отчаянно-настороженное, колючее. Даже глаза его пса были добрее, человечнее. Разве что ирония была вполне себе человеческой.
Он не назвал своего имени. Ни вечером, ни под утро, когда стены дома дрожали под порывами ветра, а Раста вытянулась у двери, ловя носом холодный воздух. Маламут лежал рядом с ней и шумно сопел, а парень наблюдал эту идиллическую картинку и улыбался. Вернее, это я так думал, что он улыбается, потому что улыбка касалась лишь уголков его губ, совершенно не задевая при этом льдистого холодного взгляда. Честно говоря, мне совершенно не хотелось знать чему он улыбается.
Лютый связался со мной ещё в первый день и радостно сообщил, чтоб мамочка, то есть я, не ждал их, потому как они будут соображать на троих и что четвёртый, то есть я, уже совершенно не запасной а лишний, так что они, то есть Лютый, Бус и Алтай, будут со мной связываться и держать в курсе событий, но поскольку с метеоточки пришло предупреждение о резком падении давления. К концу продолжительной, витиеватой и до крайности запутанной речи Лютого я окончательно запутался, пожелал парням там не посинеть и не пытаться перепить Алтая, потому что это однозначно чревато мучительной смертью. Лютый заржал и сказал что лучше такая смерть, чем тоска в обществе зоофила. Я пообещал передать, что папочку Расты обижает злой Лютый и отбился.
И на второй и на третий день связь была поганая. На четвёртый мне удалось перекинуться с Бусом парой слов. Буслаев просипел что у них всё тип-топ, что шахта будет до чёртиков перспективная. А я снова забыл сказать, что в экспедиции я не один.
Чай мы пили в молчании.
Не скажу, что молчание меня тяготит. Напротив, когда привыкаешь жить в тишине, потребность говорить пропадает сама собой. Как бы атрофируется. Ненужный сегмент. Я вообще дома редко бываю. Так, месяца четыре в году. В промежутках между походами. Из семьи – родители, старший брат, младшая сестра. Инженер, учительница, топ-менеджер и студентка. Я как-то не вписываюсь в их компанию. Бродяга и скиталец. Просто когда я всё-таки появляюсь дома и меня просто засыпают вопросами – что я могу сказать о своей жизни?
Я три месяца жарился, когда проверял перспективность нефтяного месторождения. Ещё три месяца наблюдал тектонику в системе пещер. И вот теперь я мёрзну в тайге. Как меня ещё Раста терпит, с моими выходками?
- Мне нужно уходить.
От неожиданности я чуть не уронил свою кружку. Это он сказал? На четвёртые сутки? После такого переохлаждения? Да он шевелится с трудом, какое уходить?
- Хм… - резонно заметил я. – Хм… Погодные условия… не лётные.
Ничего более умного я придумать как-то не сумел. Ладненько, попробуем зайти с другой стороны.
- И вы совершенно точно самостоятельно передвигаться не сможете по целому ряду причин. Не последняя из которых – ваша слабость.
Во выдал! Самая длинная речь за последние сутки. Ну же, прислушайся к голосу разума, как говорил один мой студенческий приятель. Слышишь, слышишь, какую чушь он несёт?
- Вы не контрабандист, часом? Или может, браконьер?.. – невинно полюбопытствовал я, понимая, что за подобные вопросы парень может придушить меня во сне подушкой или натравить на меня своего пса. Даром что хаси и маламуты добродушные создания. Играясь могут перешибить ненароком.
- Нет, - просипел парень. – Но моё соседство опасно для тебя.
- Угу, - хмыкнул я, как можно беззаботнее. – Свидетели долго не живут.
- Типа того, - кивнул найдёныш и по моей спине промаршировали мурашки. Нет, не мурашки даже. Какие-то тараканы мадагаскарские. Парень был просто убийственно серьёзен. И мне ничего не оставалось кроме как поверить ему.
А потом Буслаев и Лютый не вышли на связь.
Просто станция перестала ловить сигнал и всё, позывные не отвечали. Мои партнёры растворились в бесконечных просторах тайги, точно никогда их и не было. Ни Буслаева, ни Лютого ни Алтая.
На шестой день Найдёныш, видя мои метания, тяжело вздохнул и самостоятельно поднялся из кокона, в который я его поместил. Я настороженно наблюдал за тем, как он одевается. Всё-таки в нашем домике было не так тепло, как хотелось бы.
- Не сбегу, - хмуро уверил он меня. – Не можешь же ты вечно меня… как нянька обхаживать, в самом деле. Его всё ещё пошатывало, но держался он достаточно уверенно, чтоб я не волновался о том, что он свалится, едва сделав пару шагов.
Через час бесплотных попыток связаться с исчезнувшими товарищами я буквально отвалился от станции. Раста положила мне голову на колено и тихо вздохнула. Моё беспокойство передалось и хаске, а потом и Ворчуну, который устроил лобастую свою башку на другом моём колене и умильно ворчал что-то неразборчивое, будто пытаясь меня подбодрить.
Чашку рядом со мной найдёныш поставил удивительно тихо. Он вообще передвигался почти что бесшумно, и это при своих немаленьких во всех отношениях габаритах. М-да… то, что в свои лучшие времена я не смог бы разжать его руки, будь он здоров – это факт. Могу поспорить, женщины от него без ума.
- Можно поинтересоваться, что вы тут с компаньонами позабыли, в этой глуши?..
- У нас заказ. Разведка одного месторождения. Перспективного до чёртиков. Земля – в собственности, так что разработку собственник начнёт как только снег сойдёт. А потом… шахта-то закрытая будет….
Рассказывать в сущности закрытую информацию я мог спокойно. Ни названия корпорации ни имени собственника земли я не раскрыл. В синих глазах промелькнуло что-то, что я бы лично назвал удовлетворением и… крайней степенью раздражения одновременно. Такое себе восхищённо-злое – Эх, ну я и облажался!
- А что здесь позабыли вы?.. – Раста поддела носом мою ладонь, недовольная тем фактом, что я уделяю своё внимание кому-то, и этот кто-то не моя прекрасная хаска. Что касается найдёныша, то он рассмеялся, заразительно, громко, хрипло, так, что Ворчун пару раз глухо рявкнул, поддерживая хозяина.
- Дело всей своей жизни.
Странно, но его ответ, в пику лихорадочной весёлости, был удивительно серьёзен. Нет, он не шутил, он глубоко верил в собственные слова. Лучше бы я не задавал глупых вопросов. Меньше знаешь – крепче спишь. Вообще хороший принцип придумали древние, прекрасная задумка эти нэцкэ – три обезьянки. Ничего не вижу, ничего не слышу и ничего никому не скажу.
Непонимание было написано на моём лице. Наверное, ему это показалось забавным, потому что он снова улыбнулся, хлопнул меня по плечу и как-то очень уверенно произнёс:
- Их больше нет, ты ведь понял, да?
Я подавил острое желание впасть в панику и уставился в пол. Меня ощутимо тошнило. Почти въяве ощущался в тёплом воздухе комнаты противный запах гари и сгоревшей плоти, будто кто-то умудрился сжечь на огне шашлыки…
- Господи… - выдохнул я. Раста тихонько заскулила, глядя мне в глаза. – Мы обыкновенная геолого-разведывательная партия, кому мы помешали?!
- Вы – помешали, - весомо бросил он. – Существовала вероятность что вы увидите то, что видеть вам совсем не надо. Вы и увидели, так уж получилось. Моего тела так и не нашли. Пса тоже, а значит… случайность стала помехой моей окончательной и бесповоротной смерти. Случайности в тайге быть не может. Никакой истории Маугли в зимнем лесу не случится, волки скорее сожрут, чем спасут. Мы сами виноваты, что хищники нас уважать перестали. Значит, остаётся вероятность вмешательства людей. А ближайшие люди у нас кто? Геологи! Всё логично и просто…
Мой собеседник тяжело закашлялся, отпил чаю из моей кружки и поставил её назад на стол. Совершенно не задумываясь над собственными действиями я отпил из той же чашки.
- Я опасен для тебя, - выдохнул он.
- Что, правда? – не выдержал я. – Я не знаю кто ты и откуда, я просто нашёл тебя, потому что бросать полумёртвого человека в тайге, где на сотни километров вокруг ни души – бесчеловечно, а теперь мои коллеги где-то хрен знает где, поплатились за мой траханный гуманизм? За моё, блядь, человеколюбие?! Да если бы я знал что так получится, я бы… я…
Я грохнул кулаками по столу, отчего Раста шарахнулась от меня в сторону, а Ворчун, оправдывая свою кличку, глухо заворчал, будто предупреждая, что так делать нельзя ни в коем разе.
- Оставил бы подыхать?.. – просипел, снова севшим голосом мой собеседник. – Ну, может быть. Один человек, которому я, в общем-то, доверял, так и поступил. Так что одной падлой больше, одной меньше…
Он скептически передёрнул плечами, отчего в момент стал похожим на большого взъерошенного ворона, сидящего на жерди.
- Всё уже, не оставил. А если бы и оставил, нет гарантии, что тебя оставили бы в живых.
Он был прав, только верить в это мне не хотелось с отчаянностью человека, попавшего в лавину, удирающего от неё изо всех сил и надеющегося, что удрать всё-таки получится, несмотря ни на что.
- Андрей. – Он протянул мне руку и я пожал её на автомате. Уверенно и сильно, как привык. Он моего пожатия дома кривились все отцовы-материны друзья и коллеги, парень сестры и школьные ещё приятели, в этой, взрослой жизни ставшие предпринимателями, юристами, менеджерами. – Предлагаю выдвигаться отсюда и как можно быстрее.
Мне ничего больше не оставалось, кроме как принять его предложение.
Снегоход у нас был только один. Вернее остался только один. Три забрали ребята, когда отправились к контрольным точкам. Как мы вчетвером поместимся на одном, я не знал ровно до того момента, когда Андрей приспособил амуницию для упряжки к саням, а потом соединил сани со снегоходом.
- Голь на выдумку хитра, - с улыбкой развёл руками найдёныш. Лучше бы он не улыбался! Меня разбирала злость. Да кто он такой, ворвался в мою жизнь, поставил всё с ног на голову. Мало того, меня из-за него убить могут, как убили моих коллег, а он – улыбается!
Я старательно запихивал в себя раздражение и кажется, он моё состояние угадал, потому что устало опустился на табурет и тихо сказал:
- Извини. Так сложилось.
Я продолжал осатанело сталкивать в рюкзак консервы, стараясь не смотреть в его сторону. Уж очень странно смотрелся верзила в серебристо-сером полярном комбинезоне явно на него коротковатом и двух моих свитерах, рукава которых, увы, не прикрывали его запястий. Я бы с радостью выдал ему другие вещи, но и Лютый и Буслаев были ниже меня, а Алтай – вообще таранка сушенная.
- Спасибо тебе за помощь. Я…
- Да, да, ты этого до самой смерти не забудешь, а вот моей или своей – это уже совсем другой вопрос! – бросил я.
- Если нам удастся выбраться отсюда – я непременно тебя найду.
- Свидетели долго не живут, - цинично, но злободневно. Особенно в свете последних событий. Я услышал только тяжёлый вздох. Мою реплику Андрей не прокомментировал никак. Не могу сказать, что мне всё равно что со мной будет дальше. Я слишком молод для того, чтоб умереть. Когда тебе ещё нет тридцати, жизнь кажется долгой. А если ты знаешь, что до тридцатилетия своего можешь и не дожить, становится, нет, не страшно, дурно просто до тошноты.
Собрались мы в рекордно быстрые сроки. А кто бы не собрался, если в буквальном смысле слова наступают на пятки и тычут дулом промеж лопаток? Раста носилась за мной по пятам, Ворчун смирно лежал у ног хозяина, провожая меня внимательным взглядом. Туда-сюда… туда… сюда… совсем как в старой сказке о Золушке. Учимся стрелять глазами.
Наконец, последний рюкзак я закрепил в санях и помог Андрею сесть на снегоход.
- Куда едем?
- В город. Ближайший.
- Козе понятно, - фыркнул я. До ближайшего города три дня лесом. В прямом смысле слова. Это если я сразу сориентируюсь. А если нет – то всё плохо.
- Для тех, кто пытался меня убить – я всё ещё мёртв. Мёртв до того момента, пока меня не найдут. Но если я успею добраться до столицы…
- Интересно как. На санях, что ли?
- У меня свои методы. И не волнуйся, в прокуратуру давать показания о покушении на мою жизнь не потяну. – Его улыбка заставила меня поёжиться.
Я тряхнул головой, надел очки и замотал лицо шарфом. Предательница хаска моя, не пожелавшая бежать рядом с санями, удобно устроилась в ногах Андрея, а Ворчун, по всей видимости, позволив девушке не напрягаться, бодро потрусил в паре метров от моего взревевшего агрегата.
Варианта у меня было ажно два.
На северо-востоке была железнодорожная станция. Зато западнее был целый аэродромчик. Собственно, с него моё путешествие по таёжным просторам и началось. Но что-то мне подсказывало, что именно в стороне аэродрома нас и стали бы ждать и потому – свернул в противоположную сторону, здраво рассудив, что лучше дольше, но вернее и целее.
Время от времени Раста менялась местами с Ворчуном, а Андрей негромко смеялся, о чём я догадывался только по фырканью и возне хаси и маламута.
На ночёвку мы остановились поздно. Уже стемнело, и я ставил палатку при свете фар снегохода. Усталые, но довольные собой наши звери быстро проглотили свой ужин из чуть разогретых консервов и теперь мирно дрыхли, привалившись лохматыми боками к быстро остывающему корпусу агрегата.
Наверное, это паранойя. А я этой паранойе поддался, как сопляк. Как пацан перепуганный чёрт знает чем, и теперь несусь прочь от уютного домика экспедиции, ночую в лесу с каким-то полоумным, о котором я знаю что его пытались убить и что его зовут Андрей!
Под завывания ветра за тонкими стенками нашего убежища мне и самому хотелось взвыть. И будь я один, я бы так и сделал. И может быть какая-нибудь волчья стая, что околачивается поблизости, подхватила бы мой вой. Но я чувствовал испытывающий взгляд спутника, жевал тушенку, синтетическую порошковую картошку-пюре и молчал.
- Тебе безразлично?.. – Андрей грел руки о чашку, в которой болтались остатки чая.
- Безразлично что? То, что ты из себя представляешь? Кто ты? Чем занимаешься, когда не валяешься полумёртвый под деревьями? Стараюсь не любопытствовать лишний раз. Меньше знаешь – крепче спишь.
Андрей криво улыбнулся.
- Ты мне нравишься. Вопросов не задаёшь, в чужие дела не лезешь. Только чужие дела всё равно тебя зацепили, никуда не денешься.
- И что ты предлагаешь? Вытрясти из тебя душу, чтоб только узнать то, что мне на самом деле совершенно не понадобится? – я совершенно вымотался, и говорить, а тем более спорить с ним у меня не было ни сил, ни желания. Всё, чего мне хотелось – уснуть. Хоть ненадолго забыть обо всём, что случилось. – Мне это не нужно. Я не хочу этого. Будь ты хоть Андреем Первозванным, хоть с чудовищами сражайся, как дон Кихот. Мне всё равно. Ты понял? Мне всё равно!
Я забрался в спальник и погасил лампочку.
- Доброй ночи, - прошептало мне моё наказание. Я же в ответ промолчал.
Я не помню, что именно мне снилось, и очень жаль, потому что когда я проснулся от привычного мне мира не осталось ничего. Обычно я просыпаюсь от того, что Раста легонько покусывает мои пальцы, пытаясь привлечь к себе моё внимания. Или же от того, что во сне начинаю поглаживать густую шерсть хаски, сладко посапывающей возле моей кровати. Я проснулся от тяжёлого, почти физически ощутимого… взгляда. При том – сразу трёх пар глаз.
За ночь в нашей палатке стало тесно. Раста оттеснила меня от стенки ближе к центру, и теперь внимательно наблюдала за мной янтарным и голубым глазищами, обведенными по самому краешку чёрным контуром. Смотрелось это со стороны интригующе, будто нарочно кто подвёл. Вторым был взгляд Ворчуна. Терпеливо-выжидающий. Всем своим видом маламут точно утверждал: имейте совесть, товарищи, дайте ему спокойно поспать. Пёс сидел у меня в ногах, перегородив выход из палатки. Третьим был уже проснувшийся Андрей. И вот его-то взгляд напряг меня больше всего.
Он лежал на животе, подперев голову здоровой рукой, и просто рассматривал меня, спящего.
- Налюбовался? – нарушил молчание я. Раста, воспользовавшись тем, что я уже не сплю и теперь можно приставать с просьбами и пожеланиями, заметила что-то типа «бвау-вау-вау-ваааа», что на её, хассячьем наречии должно было означать – подъём, я есть хочу и вообще, ты же помнишь, да?.. Утренняя пробежка! Нехотя я выпростал руку из тёплого спальника и потрепал её по голове, обещая всенепременно и сейчас.
- Нет. – Андрей покачал головой и поморщился. Помимо воли я ощутил болезненный укол. Нет, я не перестал злиться на него, хоть и понимал, что в моих злоключениях он не виноват. Вернее, очень косвенно виноват. Да и вина ли это? Просто то, как он смотрел на меня, настороженно, вопросительно, со странной смесью ожидания, боли и смирения… я не мог выдерживать этот взгляд постоянно. Теперь же к нему добавилось ещё сочувствие и пугающее восхищение.
- Тогда любуйся, когда я этого не вижу, ладно? – смущённо буркнул я и всё-таки выбрался из спальника.
- Я тебя напрягаю? – спокойно спросил Андрей, чуть хриплым ото сна голосом.
- Есть такое, - я накинул куртку и выбрался из палатки. Безумно хотелось в туалет. Но трясти перед спутником хозяйством я не собирался.
- Извини, - донеслось до меня чуть насмешливый голос.
Может быть. Когда-нибудь. Потом.
На самом деле напрягало меня многое. В особенности же тот факт, что вычислить наше месторасположение можно было на раз. Ну да, снег и всё такое, но следов от снегохода и саней никто не отменял, а стихшая в конечном итоге метель лишь подчеркнёт поспешное наше отступление.
Да, это было погано, и я бы бросил и снегоход и сани, если бы наверняка знал что Андрей выдержит долгий пеший переход. Куда ни кинь – всюду клин. Чума на голову того, кому взбрело в голову среди зимы сказать своё веское «хочу». Потому что моё существование превратилось в сплошную изматывающую борьбу за место под солнцем. Не могу сказать, что меня это радует или воодушевляет. Вот уж нихрена.
По нашим следам не шли. Уж не знаю откуда, но я это знал. Наверное, за эти дни я озверел до такой степени, что чуял всё совсем как волчара. Лохматые наши спутники так же признаков беспокойства не подавали. Вот только уверенность в том, что нас будут ожидать практически в конце маршрута, крепла с каждым пройденным километром.
На третий день нашей снежной одиссеи Андрей смог, наконец, встать на ноги. И я имею в виду не поход к ближайшему дереву, чтоб нужду справить. И нет, его желанию походить я противиться не стал. Хоть к лыжам ему бы пока не пристраиваться, все-таки не детскими царапинами были его раны. А впрочем, я ведь ему не нянька. А «хочу» всегда было самым убедительным и самым мощным рычагом из всех мне известных. Сам такой.
Хочу хорошей жизни, хочу денег. А теперь еще и жить хочу. Со страшной силой. Очень естественное желание. Прекрасный стимул. И вот в чем вся прелесть. Впервые мне хотелось жить спокойной размеренной жизнью. Как учителю, инженеру, менеджеру-продажнику или студенту. Самой пресной жизнью из всех возможных. Ходить на работу в офис, по вечерам торчать в пабе или перед телевизором, в обнимку с блондинкой или брюнеткой, не суть важно. Важно, что мне до тошноты надоел этот бег сквозь снежную тайгу наперегонки с собственной смертью. А в том, что это были именно что гонки на выживание – я перестал сомневаться уже давно.
На стоянках Ворчун по-прежнему косился на меня, иногда весьма подозрительно, точно ожидая подлянки чуть ли не ежесекундно. И даже присутствие моей прекрасной леди не смягчало его. Неумолимый сторож. А мне казалось, что я отыскал путь к его сердцу. Как истинный мужчина он мог бы притвориться, что путь этот лежит через его желудок.
Раста же в свою очередь нежной привязанности к Андрею не скрывала. Она лежала рядом с ним, умостив голову на его колене, подобострастно (насколько это возможно в варианте подведенных ее глаз) глядела на опасного нашего спутника и всячески демонстрировала мне свое хорошее к нему расположение. А ведь даже Буслаева она к себе не подпускала. Не говоря уже о бывалом собачнике Алтае. Андрея такое положение вещей, по-видимому, устраивало и на третьи сутки нашего вынужденного паломничества к станции, утречком, он вместе с лохматой парочкой во всю играл в «замети следы и докажи, что здесь резвились волки». Впервые в жизни во мне проснулась ревность. Но я смолчал.
Это было бы глупо, - уговаривал я себя, закрепляя в санях нехитрые наши пожитки. – И что тут такого? Моя собака дурачится с себе подобным. А третьим в шуточных прыжках был человек. Найденыш, которому жизненно необходимо в общем-то разминать мышцы. Он неделю почти лежал… И пусть человек по бОльшей части дирижирует действиями псов, цепляло другое: Раста его слушалась. Беспрекословно. Повиновалась, как не повиновалась даже мне, хозяину. Отчего-то именно Андрея моя девушка выбрала вожаком.
На четвертый день, а вернее утро четвертого дня, я снова проснулся от ощущения пристального взгляда. Очень тяжелого, очень серьезного и очень задумчивого. Меня взвешивали, измеряли и над чем-то очень серьезно размышляли. Не могу сказать, что результаты размышлений и выводы меня не беспокоили. Скажем так, мне отчего-то казалось, что именно сейчас принималось решение о… моей дальнейшей судьбе. И кажется, на этот раз Фортуна мне улыбнулась. Совсем по-хассячьи. Как Раста. С немного мрачноватым прищуром разноцветных глаз.
Тихий вздох. Взвизгнула молния клапана палатки, с едва слышным шелестом Раста и Ворчун выскользнули прочь, а следом за ними и Андрей. Может быть не посчитал нужным продолжить размышления на тему моей скромной персоны, а может сделал вид, будто не заметил, что я уже не сплю. В любом случае он избавил меня от необходимость разговаривать с ним сейчас. Не люблю, когда за мною спящим наблюдают. Я не позволял этого ни одной женщине. Никогда. Они всегда уходили. Или уходил я. Сейчас мне уходить некуда.
Итак, я все еще жив и, кажется, он снова принял решение на некоторое время отсрочить мою безвременную кончину. Свидетели долго не живут, пусть даже такие как я, ни черта не знающие. Ии не осознающие того, что они что-то знают.
А может я просто ему удобен. Волоку туда, куда нужно ему. И до тех пор, пока я ему нужен – я жив. Или я просто льщу себе.
Я проснулся. Я выполз наружу. Я даже не отморозил себе до звона зад, пока ммм… делал свои дела под пристальным взглядом хмурых глаз Ворчуна. Я умылся горстью чистого снега и подумывал на тему завтрака, когда мне вручили разогретую банку с тушенкой и кофе.
- Я сам, - непреклонно заявил мой найденыш, и принялся самостоятельно собирать наши вещи. Ладно, согласен, все предыдущие дни хозяйничал я. Да, мне это порядком надоело, но механическая привычная работа позволяла мне не думать. Просто не думать о том, что моих коллег по экспедиции больше нет, а сам я проживу очень немногим дольше. Сейчас же, глядя на пока не слишком быстрые, но уверенные движения моего спутника, я понял, что влип окончательно и бесповоротно.
Я – член разведывательной экспедиции в составе четырех человек. В тайге. У черта на рогах. В отрыве от цивилизации. Это почти как быть в космосе, на какой-нибудь орбитальной станции. Болтаешься себе… Мы который день не выходим на связь и это совершенно точно насторожит руководство. Они сообщат о том, что связи нет. И на место экспедиции обязательно отправят вертолет. А там – погром. Меня нет. Никого нет ни у одного из маяков. И, весьма вероятно, ТРИ замерзших тела. Или вообще нет тел, а есть… недогрызенные останки. Или сожженный лагерь. И поскольку на выезде было трое, а я пропал, а вместе со мною снегоход, запас провизии палатка и спальники – вывод напрашивается сам собой. Я – не просто кандидат. Я – преступник.
- Завтра во второй половине дня подойдем к станции, - нарушил молчание Андрей. – предлагаю заканчивать марш на лыжах. Меньше вопросов будет.
М-да… вопросов…
Любопытно: из двух зол я выбрал меньшее?
Что-то мне подсказывало, что нет.
читать дальшеСтанция – небольшое здание рядом с железнодорожным полотном. Залепленное снегом название. Несколько убогих бараков. Стоящие поодаль на тупиковых ответвлениях прицепные вагоны. Несколько цистерн и бревна. Время от времени высовывающиеся из будок псы. Надпись – «Милиция» и огромный амбарный замок на двери. Мои надежды добраться до стражей правопорядка успехом не увенчались. Жаловаться попросту некому.
Раста неспешно трусила рядом со мной. Ворчун – хмуро озирался. Зато Андрей был спокоен как удав. Кажется, перспектива быть схваченным гипотетическими убийцами моих коллег его ничуть не беспокоила.
Мы остановились у грубого сруба местной гостиницы. Вообще – гостиница – это громко сказано. Небольшой дом, номеров на десять. Больше народу здесь вряд ли соберется, даже в разгар сезона охоты. Или летом, когда валят лес.
- Сейчас… четверть третьего, - мой спутник бросил мимолетный взгляд на часы. – Ближайший поезд в нашем направлении – сегодня ночью. Доберемся до Красноярска а оттуда – на Москву.
Я постарался не хмуриться. Ага. На Москву. Ломоносов, бля… Хорошо планировать, сидя в офисе в удобном кресле. Мыслить так, масштабно, стратегически, так сказать. Почему мне кажется, что ничем хорошим это не обернется?
Стоять у гостиницы было холодно. Лохматые наши спутники повалились рядом, высунув языки. Мне и самому бы захотелось, вот только ноги в лыжных ботинках таки начали подмерзать. Еще чуть – и стал бы я приплясывать на месте.. Забавно. Марш-бросок по заснеженному лесу поначалу скручивал мышцы тупой ноющей болью, теперь же, спустя почти неделю, я чувствовал себя за малым не чемпионом мира.
- Как ты себе это представляешь? – я с тоской посмотрел в сторону двери и вздохнул. Стоит только туда войти – и все в округе узнают, что в поселке гости. Здесь на много километров окрест новостей не спрячешь. А если к хозяину приходили с ненавязчивым пожеланием отстучать смс, от земли до небес, дескать, явились - не запылились фигуранты, милости просим за тушками?
- Обыкновенно. – Андрей не пожал плечами. Ни один мускул на его лице не дрогнул, хоть что-то в напряженной его позе совершенно ясно указывало: ему не особо приятно, а может и больно. Ну да, палками он знатно поработал. Он был одним из самых лучших спринтеров их тех, кого я знал и на лыжах ходил превосходно, даже невзирая на едва затянувшуюся рану. – Сядем в поезд и все.
- Угу, - тут же кивнул я. – А везти нас будут ради твоих прекрасных глаз, не иначе?
- Ты считаешь? – вскинул бровь здоровяк.
Вообще-то денег, которые у меня были с собой, да с учетом заначки Буслаева и Алтая нам хватит. Отчего-то заставить себя даже мысленно назвать коллег «покойными» я не мог. Все во мне протестовало этому. До тех пор, пока я не увижу их тел… или хотя бы их могил, парни будут для меня живы. И кажется, так будет всегда.
Идиотизм… о чем он вообще думает? Что пообещает проводнице мир во всем мире? Хотя, надо признать, что обделенная мужской лаской дюжая баба вполне себе позарится на пудовые кулаки и холодные глаза.
- Ну разве что за проезд натурой расплатишься, - зубами я не заскрипел, но Ворчун так выразительно посмотрел на меня, что мне немедленно захотелось провалиться сквозь землю. Сначала сквозь накатанный, спрессованный от постоянной ходьбы снег, а потом и глубже.
Он не смеялся. И чуть ироничная вечная его улыбка сползла с лица, будто истаяла, как тонкая корочка наста на весеннем солнце. Кажется, я его достал.
- Я подумаю над твоим предложением. – Он щелчком отстегнул крепления на лыжах и поднял блестящие лаковые полосы, отряхивая от снега. - Вот только… - взгляд его прошил меня насквозь. Наверное, так себя чувствуют нанизанные на английские булавки насекомые. – Следуя твоей логике, я и с тобой за спасение должен натурой расплачиваться. – Прищур ледяных глаз. Хрустальные осколки. Он будто препарировал меня, слой за слоем снимая кожу, мышцы, обнажая скелет в попытке найти хоть малейшую трещинку в основе. – Планируешь быть сверху или снизу?
Раста раздосадовано рявкнула а потом тихонько заскулила.
Я смотрел в глаза Андрея, чувствуя, как щеки заливает жаром. Я краснел неудержимо, стремительно, мне стало жарко. Захотелось рвануть на горле куртку и глубоко вдохнуть морозный воздух.
Время от времени мимо нас проносились снегоходы, иногда – что-то совершенно невообразимое или попросту неузнаваемое из шедевров отечественного автопрома, что все-таки доказывало, что мы в этой глуши не сами и это – самый что ни есть захудалый и меленький осколок цивилизации.
Мне надо было ответить колкостью на колкость, но я не был большим любителем словесных пикировок. Сестра частенько подшучивала надо мной. Брат-дикарь, по нескольку месяцев с одной собакой общается. Тут уж хочешь – не хочешь – одичаешь. Но я смолчал.
- У меня есть немного денег. Я не знаю, хватит ли на билеты до Москвы. Скорее всего, придется пока перебиться в купе проводников. Если пустят, конечно. – Я еще раз тяжело вздохнул.
- Я понимаю что тебя дергает, - Андрей прижимал к себе лыжи как родные. – Главное добраться до Красноярска. Потом станет проще.
- Ты не понимаешь, - я покачал головой и тоже снял лыжи. Правда отчего-то у моего спутника эта нехитрая процедура получилась куда естественнее и ловчее. Мой рюкзак с вещами едва меня не свалил. – Ты вернешься и, уверен, тебе есть к чему и к кому возвращаться. У меня есть семья, которую я очень люблю. Но я связан контрактом. И мои коллеги, вместе с которыми я отправился в экспедицию, погибли. Информация о том, что я в тайге и вместе со мной еще три человека – зафиксирована в НИИ, в Службе и еще черт знает где, включая компанию, которая заказала исследования. Я покинул место преступления. Я скрыл факт гибели людей. Я нелегально лечил тебя. Но если я появлюсь в Москве, официально числясь гм… в командировке… у меня должны быть веские причины. И железное алиби. Или я иду в полицию.
- И попадаешься, - он выслушал мой монолог внимательно, не перебивая. – Все верно. Но давай решать проблемы по мере их поступления. Вырваться из оцепления. Остаться в живых при этом. Добраться до Москвы. – Он поежился и постучал ногой о нижнюю ступеньку лестницы, ведущей к гостинице. – Я помогу тебе. Все-таки, я обязан тебе жизнью.
Он неспешно поднялся, потянул на себя дверь и наши четвероногие спутники последовали за ним. А мне не оставалось ничего другого, кроме как последовать их примеру. К тому же, там по определению теплее. А я слишком устал для того, чтобы продолжать долгие споры на снегу и ветру.
Часть 2. Место под Солнцем.
Таки началоЕсть такая забавная штука – самое мощное руководство к действию. И самое сильное из всех обоснований, известных человечеству. Называется оно очень просто: ХОЧУ.
Хочу красивую игрушку, хочу плитку шоколада вместо гречневой каши, хочу встречаться с самой красивой девочкой во дворе, хочу школу закончить без троек и маяться дурью вместо учёбы. Хочу учиться в крутом универе, хочу работу не бей лежачего, хочу зарплату высокую, хочу квартиру, машину, дачу, жену умницу, любовницу-красавицу… Хочу, хочу, хочу…
На самом деле – великое «Хочу» правит миром, только мы об этом не задумываемся никогда. А если и задумываемся, то подменяем чудесное всеобъемлющее «Хочу» сухим дурацким «Надо».
Я хочу небо в алмазах,
Я хочу звёзды руками достать,
Я хочу небо в алмазах, небо в алмазах…
Музыка в плеере бодрит. На самом деле даже не бодрит, а настраивает на какой-то особый весёлый и злой лад. Когда у тебя, в общем-то, чертовски хорошее настроение и ты готов скалиться и рычать на весь мир и непременно добиваться поставленных целей просто повинуясь внутреннему своему зверь, вставшему в стойку и всем своим видом показывая своё «Я хочу!».
Влажный нос ткнулся в расслабленную ладонь. Бархатная морда, колючие усы… устрашающих размеров зубы аккуратно сжимают мои пальцы. Выдёргиваю капельки наушников из ушей и присаживаюсь рядом со своей четвероногой спутницей. Раста смотрит на меня, не отрываясь.
- Что стряслось, девочка?..
Золотистый и голубой глаза метнулись в сторону. Раста точно кивнула, привлекая моё внимание к чему-то, что я совершенно не слышал до сего момента.
В наушниках тихонечко тарахтела музыка. Я прислушался. Где-то в стороне, далеко, раздался протяжный тоскливый вой. Естественно плеер я отключил. Когда тарахтение прекратилось, вой стал отчётливее. И ближе. Острые ушки моей хаси нервно дёрнулись.
- Думаешь волк? – Раста возмущенно рявкнула, дескать – ну какой-такой-сякой волк? Ты что, за щенка вислоухого меня тут держишь? Кажется, моё недоверие оскорбило мою барышню до глубин её хассячьей души, потому что она сердито вильнула хвостом и потянула меня в сторону, а потом, запрокинув острую мордочку к пронзительно-голубому холодному небу, протяжно завыла. Вой вдалеке тут же прекратился…
Кажется в лагерь я вернусь не скоро.
О том, что где-то здесь какой-то чудак купил участок земли для охоты, я знал. Участок этот был обозначен на моей карте и на него я соваться не собирался. Но Раста неумолимо тянула меня именно туда, на заштрихованное пятно геологической карты. И я смирился. Раз девушка настаивает – значит так надо.
Мы мчались под деревьями и я с ужасом отмечал про себя, что во рту у меня горько. Горько с противным привкусом горелого. Пожар? Снег скрипел под полозьями, Раста пёрла сквозь сугробы с настойчивостью танка, проваливаясь в снег местами почти с головой. Было забавно наблюдать, как торчит вверх пушистый её хвост с белым кончиком, совсем как перископ.
На поляну мы выскочили как-то вдруг. И первое, что сделала моя хася – рванула к небольшому снежному холмику под деревом, рядом с которым сидел и выл в ледяное зимнее небо большой почти волчьего окраса пёс. Мой же взгляд приковали ещё дымящиеся руины, щедро припорошенные серым пеплом. От руин ощутимо тянуло теплом. Значит пожар был и не так давно. Так что же всё-таки произошло?
Раста взвизгнула. И таких интонаций у моей хаси я не слышал ещё никогда. Было в её голосе намешано столько, что не всякий человек сможет так эмоционально передать всё, что он чувствует. И сочувствие и возмущение и невыносимое страдание пополам с обещанием отомстить, скоро отомстить, страшно отомстить. Пёс, всё это время сидевший возле сугроба принялся вертеться возле него, точно подзывая меня. Почти умоляя взглядом подойти и помочь ему. Спустя минуту я в ужасе чертыхнулся и принялся с утроенной энергией разгребать сугроб. Припорошенный снегом под массивным кедром лежал человек. И пока что он был жив.
Раста вопросительно взглянула на меня и я только руками развёл. Хаска вздохнула и снова бросила долгий взгляд на своего сородича. Моей прелестнице было отчего вздыхать: её четвероногий приятель по собачьим мерками самый настоящий красавец. Если уж быть до конца честным. Широкая грудь, мощные лапы, умный взгляд… маламут же на мою девушку взгляды бросал тоскливые и куда больше времени и внимания уделял своему человеку. Хм, будь я псом, я бы тоже беспокоился. Хотя… кто их, чудиков, знает, что в их белолобых головах творится?
Мой… наш найдёныш метался в жару третьи сутки. Мне оставалось только менять компрессы, колоть ему антибиотики и молиться что метель утихнет.
Что и говорить, я был круглым идиотом, когда меня понесла нелёгкая от стоянки прочь, едва выдалось окошко в недельном буране. С другой стороны – если бы не моя дурость, этот малый был бы уже мёртв. И вряд ли его баламутисный товарищ защитил бы его от волков. Сам бы полёг.
Ну, будем надеяться, что фартовости найдёныша хватит не только на нас с Растой.
Возвращались на стоянку мы весело. За малым не с цыганами и медведями. Зверьё тут особо не пуганное, потому всякие лися и прочая мелкая шушера в округе уже знала о человеке и его защитнике, и полным сюрпризом для обитателей леса стало наше с барышней появление.
Маламут устало скалился на меня не долго. Ровно до того момента, когда моя хаска не подошла к нему и не позволила себя обнюхать, и поскольку наши с Растой запахи за время нашего долгого общения порядком переплелись, я был признан безопасным и благосклонно принят. Это он сначала отчаялся, но защищать беспомощного человека намеревался до конца.
Парень был без сознания и всё время пока я нарубил лапника, перевязал ветки, изготовив импровизированные волокуши да впрягал Расту и маламута в слабенькое подобие упряжки – не шевелился и иных признаков жизни, кроме слабого, но вполне уверенного дыхания, не подавал.
Дышал он и когда несколькими часами позже я вломился на стоянку, под всё усиливающимися порывами ветра.
Бус, Лютый и Алтай, наш проводник, укатили на снегоходах проверить наш раскоп. Вообще – чёрт бы побрал наших нанимателей, которым приспичило получить отчёт о перспективности будущей шахты именно сейчас, зимой, а не как принято – после нормальной разведки, а не тактических перебежек от схрона к схрону. С другой стороны… Деньги – они всегда деньги. И если какому-то толстосуму в столице стукнуло в голову его волшебное «Хочу» - чего мне мяться, точно институтке?
В общем, с найдёнышем мы оказались один на один. Не считая собак.
Раздевая найдёныша я за малым не матерился. Одежда обледенела, а когда я обнаружил раны – был уже практически в отчаянии. Кровь запеклась, а хорошо выделанные шкуры присохли… примёрзли к коже и освобождая рану я рисковал снова вызвать кровотечение справиться с которым… какой чудный каламбур – мог бы и не смочь.
Не сдержался я позже: когда допёр до характера ран. Огнестрельные ранения, при том парню крупно повезло что из калибра скромного, что не разрывные пули, что… в общем – абзац. Мне было совсем-совсем не весело, особенно же учитывая тот факт, что оттаяв, фигурант принялся тихо и болезненно стонать, отчего настроение его четвероногого приятеля отнюдь не улучшилось.
Раны я промыл, тихо порадовался. Одна была сквозной, кровью не наполнялась а кость была не задета. Что касается второй – мне пришлось порядком поковыряться прежде чем свинцовую фиготень удалось извлечь из ключицы.
И на вторые, и на третьи сутки парень был жив, и я начал надеяться, что он будет жив и дальше. Долго и может быть счастливо.
Что говорят люди, которые вырубились где-то, а врубились ещё более где-то? Верно. Они говорят – Где я? Мой найдёныш к категории нормальных не относился явно, поскольку во-первых, он, едва открыл глаза, сразу попытался встать, а потом удовлетворённо просипел:
- Я жив…
Маламут тот час рванул к обожаемому хозяину и с удивительной нежностью лизнул бледную щеку лежавшего в моей постели незнакомца.
- Ворчун… старик… и ты жив…
Каждое слово давалось ему с величайшим трудом. Холод сделал своё чёрное дело, лишив парня голоса начисто. Парень скорее шептал, надсадно так, выталкивая из себя каждый звук. Дёшево отделался. Обморозил щёки, нос, губы его потрескались, и мне приходилось смазывать их кремом, чтоб боль была не такой сильной. Скорее всего обморозил бы и ноги-руки, если бы не тёплая одежда.
После слабых попыток нежно потрепать пса по голове, парень переключил своё внимание на меня и… нахмурился. Совершенно точно не меня он ждал. Интересно, кого? Господа-Бога?
- Я не Мастер-Йода, - криво улыбнулся я. Обстановочка в домике была совсем как в старых-добрых звёздных войнах в обители маленького зелёного ушанчика. Скупо по-спартански.
- И кто же ты?.. – парень глядел на меня из кокона одеял и скаток, которые служили мне подушками с любопытством и настороженностью.
- Руслан Горностаев. Геолог. И сейчас вы находитесь в пределах экспедиции, - спокойно ответил я с взаимным интересом рассматривая найдёныша. Сейчас, когда глаза его пронзительно-синие, к слову, были открыты, он выглядел совершенно иначе. Он выглядел живым. И даже вот такой, ослабевший после трёх суток жара, опасным.
Очень странное ощущение, как-будто этот человек, полумёртвый от слабости и лишений даже сейчас, находясь далеко от собственных неприятностей (пусть пеня пустым мешком пришибут, если я не прав и его не преследуют неприятности!) был готов… биться насмерть? Было что-то в его глазах. Отчаянно-настороженное, колючее. Даже глаза его пса были добрее, человечнее. Разве что ирония была вполне себе человеческой.
Он не назвал своего имени. Ни вечером, ни под утро, когда стены дома дрожали под порывами ветра, а Раста вытянулась у двери, ловя носом холодный воздух. Маламут лежал рядом с ней и шумно сопел, а парень наблюдал эту идиллическую картинку и улыбался. Вернее, это я так думал, что он улыбается, потому что улыбка касалась лишь уголков его губ, совершенно не задевая при этом льдистого холодного взгляда. Честно говоря, мне совершенно не хотелось знать чему он улыбается.
Лютый связался со мной ещё в первый день и радостно сообщил, чтоб мамочка, то есть я, не ждал их, потому как они будут соображать на троих и что четвёртый, то есть я, уже совершенно не запасной а лишний, так что они, то есть Лютый, Бус и Алтай, будут со мной связываться и держать в курсе событий, но поскольку с метеоточки пришло предупреждение о резком падении давления. К концу продолжительной, витиеватой и до крайности запутанной речи Лютого я окончательно запутался, пожелал парням там не посинеть и не пытаться перепить Алтая, потому что это однозначно чревато мучительной смертью. Лютый заржал и сказал что лучше такая смерть, чем тоска в обществе зоофила. Я пообещал передать, что папочку Расты обижает злой Лютый и отбился.
И на второй и на третий день связь была поганая. На четвёртый мне удалось перекинуться с Бусом парой слов. Буслаев просипел что у них всё тип-топ, что шахта будет до чёртиков перспективная. А я снова забыл сказать, что в экспедиции я не один.
Чай мы пили в молчании.
Не скажу, что молчание меня тяготит. Напротив, когда привыкаешь жить в тишине, потребность говорить пропадает сама собой. Как бы атрофируется. Ненужный сегмент. Я вообще дома редко бываю. Так, месяца четыре в году. В промежутках между походами. Из семьи – родители, старший брат, младшая сестра. Инженер, учительница, топ-менеджер и студентка. Я как-то не вписываюсь в их компанию. Бродяга и скиталец. Просто когда я всё-таки появляюсь дома и меня просто засыпают вопросами – что я могу сказать о своей жизни?
Я три месяца жарился, когда проверял перспективность нефтяного месторождения. Ещё три месяца наблюдал тектонику в системе пещер. И вот теперь я мёрзну в тайге. Как меня ещё Раста терпит, с моими выходками?
- Мне нужно уходить.
От неожиданности я чуть не уронил свою кружку. Это он сказал? На четвёртые сутки? После такого переохлаждения? Да он шевелится с трудом, какое уходить?
- Хм… - резонно заметил я. – Хм… Погодные условия… не лётные.
Ничего более умного я придумать как-то не сумел. Ладненько, попробуем зайти с другой стороны.
- И вы совершенно точно самостоятельно передвигаться не сможете по целому ряду причин. Не последняя из которых – ваша слабость.
Во выдал! Самая длинная речь за последние сутки. Ну же, прислушайся к голосу разума, как говорил один мой студенческий приятель. Слышишь, слышишь, какую чушь он несёт?
- Вы не контрабандист, часом? Или может, браконьер?.. – невинно полюбопытствовал я, понимая, что за подобные вопросы парень может придушить меня во сне подушкой или натравить на меня своего пса. Даром что хаси и маламуты добродушные создания. Играясь могут перешибить ненароком.
- Нет, - просипел парень. – Но моё соседство опасно для тебя.
- Угу, - хмыкнул я, как можно беззаботнее. – Свидетели долго не живут.
- Типа того, - кивнул найдёныш и по моей спине промаршировали мурашки. Нет, не мурашки даже. Какие-то тараканы мадагаскарские. Парень был просто убийственно серьёзен. И мне ничего не оставалось кроме как поверить ему.
А потом Буслаев и Лютый не вышли на связь.
Просто станция перестала ловить сигнал и всё, позывные не отвечали. Мои партнёры растворились в бесконечных просторах тайги, точно никогда их и не было. Ни Буслаева, ни Лютого ни Алтая.
На шестой день Найдёныш, видя мои метания, тяжело вздохнул и самостоятельно поднялся из кокона, в который я его поместил. Я настороженно наблюдал за тем, как он одевается. Всё-таки в нашем домике было не так тепло, как хотелось бы.
- Не сбегу, - хмуро уверил он меня. – Не можешь же ты вечно меня… как нянька обхаживать, в самом деле. Его всё ещё пошатывало, но держался он достаточно уверенно, чтоб я не волновался о том, что он свалится, едва сделав пару шагов.
Через час бесплотных попыток связаться с исчезнувшими товарищами я буквально отвалился от станции. Раста положила мне голову на колено и тихо вздохнула. Моё беспокойство передалось и хаске, а потом и Ворчуну, который устроил лобастую свою башку на другом моём колене и умильно ворчал что-то неразборчивое, будто пытаясь меня подбодрить.
Чашку рядом со мной найдёныш поставил удивительно тихо. Он вообще передвигался почти что бесшумно, и это при своих немаленьких во всех отношениях габаритах. М-да… то, что в свои лучшие времена я не смог бы разжать его руки, будь он здоров – это факт. Могу поспорить, женщины от него без ума.
- Можно поинтересоваться, что вы тут с компаньонами позабыли, в этой глуши?..
- У нас заказ. Разведка одного месторождения. Перспективного до чёртиков. Земля – в собственности, так что разработку собственник начнёт как только снег сойдёт. А потом… шахта-то закрытая будет….
Рассказывать в сущности закрытую информацию я мог спокойно. Ни названия корпорации ни имени собственника земли я не раскрыл. В синих глазах промелькнуло что-то, что я бы лично назвал удовлетворением и… крайней степенью раздражения одновременно. Такое себе восхищённо-злое – Эх, ну я и облажался!
- А что здесь позабыли вы?.. – Раста поддела носом мою ладонь, недовольная тем фактом, что я уделяю своё внимание кому-то, и этот кто-то не моя прекрасная хаска. Что касается найдёныша, то он рассмеялся, заразительно, громко, хрипло, так, что Ворчун пару раз глухо рявкнул, поддерживая хозяина.
- Дело всей своей жизни.
Странно, но его ответ, в пику лихорадочной весёлости, был удивительно серьёзен. Нет, он не шутил, он глубоко верил в собственные слова. Лучше бы я не задавал глупых вопросов. Меньше знаешь – крепче спишь. Вообще хороший принцип придумали древние, прекрасная задумка эти нэцкэ – три обезьянки. Ничего не вижу, ничего не слышу и ничего никому не скажу.
Непонимание было написано на моём лице. Наверное, ему это показалось забавным, потому что он снова улыбнулся, хлопнул меня по плечу и как-то очень уверенно произнёс:
- Их больше нет, ты ведь понял, да?
Я подавил острое желание впасть в панику и уставился в пол. Меня ощутимо тошнило. Почти въяве ощущался в тёплом воздухе комнаты противный запах гари и сгоревшей плоти, будто кто-то умудрился сжечь на огне шашлыки…
- Господи… - выдохнул я. Раста тихонько заскулила, глядя мне в глаза. – Мы обыкновенная геолого-разведывательная партия, кому мы помешали?!
- Вы – помешали, - весомо бросил он. – Существовала вероятность что вы увидите то, что видеть вам совсем не надо. Вы и увидели, так уж получилось. Моего тела так и не нашли. Пса тоже, а значит… случайность стала помехой моей окончательной и бесповоротной смерти. Случайности в тайге быть не может. Никакой истории Маугли в зимнем лесу не случится, волки скорее сожрут, чем спасут. Мы сами виноваты, что хищники нас уважать перестали. Значит, остаётся вероятность вмешательства людей. А ближайшие люди у нас кто? Геологи! Всё логично и просто…
Мой собеседник тяжело закашлялся, отпил чаю из моей кружки и поставил её назад на стол. Совершенно не задумываясь над собственными действиями я отпил из той же чашки.
- Я опасен для тебя, - выдохнул он.
- Что, правда? – не выдержал я. – Я не знаю кто ты и откуда, я просто нашёл тебя, потому что бросать полумёртвого человека в тайге, где на сотни километров вокруг ни души – бесчеловечно, а теперь мои коллеги где-то хрен знает где, поплатились за мой траханный гуманизм? За моё, блядь, человеколюбие?! Да если бы я знал что так получится, я бы… я…
Я грохнул кулаками по столу, отчего Раста шарахнулась от меня в сторону, а Ворчун, оправдывая свою кличку, глухо заворчал, будто предупреждая, что так делать нельзя ни в коем разе.
- Оставил бы подыхать?.. – просипел, снова севшим голосом мой собеседник. – Ну, может быть. Один человек, которому я, в общем-то, доверял, так и поступил. Так что одной падлой больше, одной меньше…
Он скептически передёрнул плечами, отчего в момент стал похожим на большого взъерошенного ворона, сидящего на жерди.
- Всё уже, не оставил. А если бы и оставил, нет гарантии, что тебя оставили бы в живых.
Он был прав, только верить в это мне не хотелось с отчаянностью человека, попавшего в лавину, удирающего от неё изо всех сил и надеющегося, что удрать всё-таки получится, несмотря ни на что.
- Андрей. – Он протянул мне руку и я пожал её на автомате. Уверенно и сильно, как привык. Он моего пожатия дома кривились все отцовы-материны друзья и коллеги, парень сестры и школьные ещё приятели, в этой, взрослой жизни ставшие предпринимателями, юристами, менеджерами. – Предлагаю выдвигаться отсюда и как можно быстрее.
Мне ничего больше не оставалось, кроме как принять его предложение.
Снегоход у нас был только один. Вернее остался только один. Три забрали ребята, когда отправились к контрольным точкам. Как мы вчетвером поместимся на одном, я не знал ровно до того момента, когда Андрей приспособил амуницию для упряжки к саням, а потом соединил сани со снегоходом.
- Голь на выдумку хитра, - с улыбкой развёл руками найдёныш. Лучше бы он не улыбался! Меня разбирала злость. Да кто он такой, ворвался в мою жизнь, поставил всё с ног на голову. Мало того, меня из-за него убить могут, как убили моих коллег, а он – улыбается!
Я старательно запихивал в себя раздражение и кажется, он моё состояние угадал, потому что устало опустился на табурет и тихо сказал:
- Извини. Так сложилось.
Я продолжал осатанело сталкивать в рюкзак консервы, стараясь не смотреть в его сторону. Уж очень странно смотрелся верзила в серебристо-сером полярном комбинезоне явно на него коротковатом и двух моих свитерах, рукава которых, увы, не прикрывали его запястий. Я бы с радостью выдал ему другие вещи, но и Лютый и Буслаев были ниже меня, а Алтай – вообще таранка сушенная.
- Спасибо тебе за помощь. Я…
- Да, да, ты этого до самой смерти не забудешь, а вот моей или своей – это уже совсем другой вопрос! – бросил я.
- Если нам удастся выбраться отсюда – я непременно тебя найду.
- Свидетели долго не живут, - цинично, но злободневно. Особенно в свете последних событий. Я услышал только тяжёлый вздох. Мою реплику Андрей не прокомментировал никак. Не могу сказать, что мне всё равно что со мной будет дальше. Я слишком молод для того, чтоб умереть. Когда тебе ещё нет тридцати, жизнь кажется долгой. А если ты знаешь, что до тридцатилетия своего можешь и не дожить, становится, нет, не страшно, дурно просто до тошноты.
Собрались мы в рекордно быстрые сроки. А кто бы не собрался, если в буквальном смысле слова наступают на пятки и тычут дулом промеж лопаток? Раста носилась за мной по пятам, Ворчун смирно лежал у ног хозяина, провожая меня внимательным взглядом. Туда-сюда… туда… сюда… совсем как в старой сказке о Золушке. Учимся стрелять глазами.
Наконец, последний рюкзак я закрепил в санях и помог Андрею сесть на снегоход.
- Куда едем?
- В город. Ближайший.
- Козе понятно, - фыркнул я. До ближайшего города три дня лесом. В прямом смысле слова. Это если я сразу сориентируюсь. А если нет – то всё плохо.
- Для тех, кто пытался меня убить – я всё ещё мёртв. Мёртв до того момента, пока меня не найдут. Но если я успею добраться до столицы…
- Интересно как. На санях, что ли?
- У меня свои методы. И не волнуйся, в прокуратуру давать показания о покушении на мою жизнь не потяну. – Его улыбка заставила меня поёжиться.
Я тряхнул головой, надел очки и замотал лицо шарфом. Предательница хаска моя, не пожелавшая бежать рядом с санями, удобно устроилась в ногах Андрея, а Ворчун, по всей видимости, позволив девушке не напрягаться, бодро потрусил в паре метров от моего взревевшего агрегата.
Варианта у меня было ажно два.
На северо-востоке была железнодорожная станция. Зато западнее был целый аэродромчик. Собственно, с него моё путешествие по таёжным просторам и началось. Но что-то мне подсказывало, что именно в стороне аэродрома нас и стали бы ждать и потому – свернул в противоположную сторону, здраво рассудив, что лучше дольше, но вернее и целее.
Время от времени Раста менялась местами с Ворчуном, а Андрей негромко смеялся, о чём я догадывался только по фырканью и возне хаси и маламута.
На ночёвку мы остановились поздно. Уже стемнело, и я ставил палатку при свете фар снегохода. Усталые, но довольные собой наши звери быстро проглотили свой ужин из чуть разогретых консервов и теперь мирно дрыхли, привалившись лохматыми боками к быстро остывающему корпусу агрегата.
Наверное, это паранойя. А я этой паранойе поддался, как сопляк. Как пацан перепуганный чёрт знает чем, и теперь несусь прочь от уютного домика экспедиции, ночую в лесу с каким-то полоумным, о котором я знаю что его пытались убить и что его зовут Андрей!
Под завывания ветра за тонкими стенками нашего убежища мне и самому хотелось взвыть. И будь я один, я бы так и сделал. И может быть какая-нибудь волчья стая, что околачивается поблизости, подхватила бы мой вой. Но я чувствовал испытывающий взгляд спутника, жевал тушенку, синтетическую порошковую картошку-пюре и молчал.
- Тебе безразлично?.. – Андрей грел руки о чашку, в которой болтались остатки чая.
- Безразлично что? То, что ты из себя представляешь? Кто ты? Чем занимаешься, когда не валяешься полумёртвый под деревьями? Стараюсь не любопытствовать лишний раз. Меньше знаешь – крепче спишь.
Андрей криво улыбнулся.
- Ты мне нравишься. Вопросов не задаёшь, в чужие дела не лезешь. Только чужие дела всё равно тебя зацепили, никуда не денешься.
- И что ты предлагаешь? Вытрясти из тебя душу, чтоб только узнать то, что мне на самом деле совершенно не понадобится? – я совершенно вымотался, и говорить, а тем более спорить с ним у меня не было ни сил, ни желания. Всё, чего мне хотелось – уснуть. Хоть ненадолго забыть обо всём, что случилось. – Мне это не нужно. Я не хочу этого. Будь ты хоть Андреем Первозванным, хоть с чудовищами сражайся, как дон Кихот. Мне всё равно. Ты понял? Мне всё равно!
Я забрался в спальник и погасил лампочку.
- Доброй ночи, - прошептало мне моё наказание. Я же в ответ промолчал.
Я не помню, что именно мне снилось, и очень жаль, потому что когда я проснулся от привычного мне мира не осталось ничего. Обычно я просыпаюсь от того, что Раста легонько покусывает мои пальцы, пытаясь привлечь к себе моё внимания. Или же от того, что во сне начинаю поглаживать густую шерсть хаски, сладко посапывающей возле моей кровати. Я проснулся от тяжёлого, почти физически ощутимого… взгляда. При том – сразу трёх пар глаз.
За ночь в нашей палатке стало тесно. Раста оттеснила меня от стенки ближе к центру, и теперь внимательно наблюдала за мной янтарным и голубым глазищами, обведенными по самому краешку чёрным контуром. Смотрелось это со стороны интригующе, будто нарочно кто подвёл. Вторым был взгляд Ворчуна. Терпеливо-выжидающий. Всем своим видом маламут точно утверждал: имейте совесть, товарищи, дайте ему спокойно поспать. Пёс сидел у меня в ногах, перегородив выход из палатки. Третьим был уже проснувшийся Андрей. И вот его-то взгляд напряг меня больше всего.
Он лежал на животе, подперев голову здоровой рукой, и просто рассматривал меня, спящего.
- Налюбовался? – нарушил молчание я. Раста, воспользовавшись тем, что я уже не сплю и теперь можно приставать с просьбами и пожеланиями, заметила что-то типа «бвау-вау-вау-ваааа», что на её, хассячьем наречии должно было означать – подъём, я есть хочу и вообще, ты же помнишь, да?.. Утренняя пробежка! Нехотя я выпростал руку из тёплого спальника и потрепал её по голове, обещая всенепременно и сейчас.
- Нет. – Андрей покачал головой и поморщился. Помимо воли я ощутил болезненный укол. Нет, я не перестал злиться на него, хоть и понимал, что в моих злоключениях он не виноват. Вернее, очень косвенно виноват. Да и вина ли это? Просто то, как он смотрел на меня, настороженно, вопросительно, со странной смесью ожидания, боли и смирения… я не мог выдерживать этот взгляд постоянно. Теперь же к нему добавилось ещё сочувствие и пугающее восхищение.
- Тогда любуйся, когда я этого не вижу, ладно? – смущённо буркнул я и всё-таки выбрался из спальника.
- Я тебя напрягаю? – спокойно спросил Андрей, чуть хриплым ото сна голосом.
- Есть такое, - я накинул куртку и выбрался из палатки. Безумно хотелось в туалет. Но трясти перед спутником хозяйством я не собирался.
- Извини, - донеслось до меня чуть насмешливый голос.
Может быть. Когда-нибудь. Потом.
На самом деле напрягало меня многое. В особенности же тот факт, что вычислить наше месторасположение можно было на раз. Ну да, снег и всё такое, но следов от снегохода и саней никто не отменял, а стихшая в конечном итоге метель лишь подчеркнёт поспешное наше отступление.
Да, это было погано, и я бы бросил и снегоход и сани, если бы наверняка знал что Андрей выдержит долгий пеший переход. Куда ни кинь – всюду клин. Чума на голову того, кому взбрело в голову среди зимы сказать своё веское «хочу». Потому что моё существование превратилось в сплошную изматывающую борьбу за место под солнцем. Не могу сказать, что меня это радует или воодушевляет. Вот уж нихрена.
По нашим следам не шли. Уж не знаю откуда, но я это знал. Наверное, за эти дни я озверел до такой степени, что чуял всё совсем как волчара. Лохматые наши спутники так же признаков беспокойства не подавали. Вот только уверенность в том, что нас будут ожидать практически в конце маршрута, крепла с каждым пройденным километром.
На третий день нашей снежной одиссеи Андрей смог, наконец, встать на ноги. И я имею в виду не поход к ближайшему дереву, чтоб нужду справить. И нет, его желанию походить я противиться не стал. Хоть к лыжам ему бы пока не пристраиваться, все-таки не детскими царапинами были его раны. А впрочем, я ведь ему не нянька. А «хочу» всегда было самым убедительным и самым мощным рычагом из всех мне известных. Сам такой.
Хочу хорошей жизни, хочу денег. А теперь еще и жить хочу. Со страшной силой. Очень естественное желание. Прекрасный стимул. И вот в чем вся прелесть. Впервые мне хотелось жить спокойной размеренной жизнью. Как учителю, инженеру, менеджеру-продажнику или студенту. Самой пресной жизнью из всех возможных. Ходить на работу в офис, по вечерам торчать в пабе или перед телевизором, в обнимку с блондинкой или брюнеткой, не суть важно. Важно, что мне до тошноты надоел этот бег сквозь снежную тайгу наперегонки с собственной смертью. А в том, что это были именно что гонки на выживание – я перестал сомневаться уже давно.
На стоянках Ворчун по-прежнему косился на меня, иногда весьма подозрительно, точно ожидая подлянки чуть ли не ежесекундно. И даже присутствие моей прекрасной леди не смягчало его. Неумолимый сторож. А мне казалось, что я отыскал путь к его сердцу. Как истинный мужчина он мог бы притвориться, что путь этот лежит через его желудок.
Раста же в свою очередь нежной привязанности к Андрею не скрывала. Она лежала рядом с ним, умостив голову на его колене, подобострастно (насколько это возможно в варианте подведенных ее глаз) глядела на опасного нашего спутника и всячески демонстрировала мне свое хорошее к нему расположение. А ведь даже Буслаева она к себе не подпускала. Не говоря уже о бывалом собачнике Алтае. Андрея такое положение вещей, по-видимому, устраивало и на третьи сутки нашего вынужденного паломничества к станции, утречком, он вместе с лохматой парочкой во всю играл в «замети следы и докажи, что здесь резвились волки». Впервые в жизни во мне проснулась ревность. Но я смолчал.
Это было бы глупо, - уговаривал я себя, закрепляя в санях нехитрые наши пожитки. – И что тут такого? Моя собака дурачится с себе подобным. А третьим в шуточных прыжках был человек. Найденыш, которому жизненно необходимо в общем-то разминать мышцы. Он неделю почти лежал… И пусть человек по бОльшей части дирижирует действиями псов, цепляло другое: Раста его слушалась. Беспрекословно. Повиновалась, как не повиновалась даже мне, хозяину. Отчего-то именно Андрея моя девушка выбрала вожаком.
На четвертый день, а вернее утро четвертого дня, я снова проснулся от ощущения пристального взгляда. Очень тяжелого, очень серьезного и очень задумчивого. Меня взвешивали, измеряли и над чем-то очень серьезно размышляли. Не могу сказать, что результаты размышлений и выводы меня не беспокоили. Скажем так, мне отчего-то казалось, что именно сейчас принималось решение о… моей дальнейшей судьбе. И кажется, на этот раз Фортуна мне улыбнулась. Совсем по-хассячьи. Как Раста. С немного мрачноватым прищуром разноцветных глаз.
Тихий вздох. Взвизгнула молния клапана палатки, с едва слышным шелестом Раста и Ворчун выскользнули прочь, а следом за ними и Андрей. Может быть не посчитал нужным продолжить размышления на тему моей скромной персоны, а может сделал вид, будто не заметил, что я уже не сплю. В любом случае он избавил меня от необходимость разговаривать с ним сейчас. Не люблю, когда за мною спящим наблюдают. Я не позволял этого ни одной женщине. Никогда. Они всегда уходили. Или уходил я. Сейчас мне уходить некуда.
Итак, я все еще жив и, кажется, он снова принял решение на некоторое время отсрочить мою безвременную кончину. Свидетели долго не живут, пусть даже такие как я, ни черта не знающие. Ии не осознающие того, что они что-то знают.
А может я просто ему удобен. Волоку туда, куда нужно ему. И до тех пор, пока я ему нужен – я жив. Или я просто льщу себе.
Я проснулся. Я выполз наружу. Я даже не отморозил себе до звона зад, пока ммм… делал свои дела под пристальным взглядом хмурых глаз Ворчуна. Я умылся горстью чистого снега и подумывал на тему завтрака, когда мне вручили разогретую банку с тушенкой и кофе.
- Я сам, - непреклонно заявил мой найденыш, и принялся самостоятельно собирать наши вещи. Ладно, согласен, все предыдущие дни хозяйничал я. Да, мне это порядком надоело, но механическая привычная работа позволяла мне не думать. Просто не думать о том, что моих коллег по экспедиции больше нет, а сам я проживу очень немногим дольше. Сейчас же, глядя на пока не слишком быстрые, но уверенные движения моего спутника, я понял, что влип окончательно и бесповоротно.
Я – член разведывательной экспедиции в составе четырех человек. В тайге. У черта на рогах. В отрыве от цивилизации. Это почти как быть в космосе, на какой-нибудь орбитальной станции. Болтаешься себе… Мы который день не выходим на связь и это совершенно точно насторожит руководство. Они сообщат о том, что связи нет. И на место экспедиции обязательно отправят вертолет. А там – погром. Меня нет. Никого нет ни у одного из маяков. И, весьма вероятно, ТРИ замерзших тела. Или вообще нет тел, а есть… недогрызенные останки. Или сожженный лагерь. И поскольку на выезде было трое, а я пропал, а вместе со мною снегоход, запас провизии палатка и спальники – вывод напрашивается сам собой. Я – не просто кандидат. Я – преступник.
- Завтра во второй половине дня подойдем к станции, - нарушил молчание Андрей. – предлагаю заканчивать марш на лыжах. Меньше вопросов будет.
М-да… вопросов…
Любопытно: из двух зол я выбрал меньшее?
Что-то мне подсказывало, что нет.
читать дальшеСтанция – небольшое здание рядом с железнодорожным полотном. Залепленное снегом название. Несколько убогих бараков. Стоящие поодаль на тупиковых ответвлениях прицепные вагоны. Несколько цистерн и бревна. Время от времени высовывающиеся из будок псы. Надпись – «Милиция» и огромный амбарный замок на двери. Мои надежды добраться до стражей правопорядка успехом не увенчались. Жаловаться попросту некому.
Раста неспешно трусила рядом со мной. Ворчун – хмуро озирался. Зато Андрей был спокоен как удав. Кажется, перспектива быть схваченным гипотетическими убийцами моих коллег его ничуть не беспокоила.
Мы остановились у грубого сруба местной гостиницы. Вообще – гостиница – это громко сказано. Небольшой дом, номеров на десять. Больше народу здесь вряд ли соберется, даже в разгар сезона охоты. Или летом, когда валят лес.
- Сейчас… четверть третьего, - мой спутник бросил мимолетный взгляд на часы. – Ближайший поезд в нашем направлении – сегодня ночью. Доберемся до Красноярска а оттуда – на Москву.
Я постарался не хмуриться. Ага. На Москву. Ломоносов, бля… Хорошо планировать, сидя в офисе в удобном кресле. Мыслить так, масштабно, стратегически, так сказать. Почему мне кажется, что ничем хорошим это не обернется?
Стоять у гостиницы было холодно. Лохматые наши спутники повалились рядом, высунув языки. Мне и самому бы захотелось, вот только ноги в лыжных ботинках таки начали подмерзать. Еще чуть – и стал бы я приплясывать на месте.. Забавно. Марш-бросок по заснеженному лесу поначалу скручивал мышцы тупой ноющей болью, теперь же, спустя почти неделю, я чувствовал себя за малым не чемпионом мира.
- Как ты себе это представляешь? – я с тоской посмотрел в сторону двери и вздохнул. Стоит только туда войти – и все в округе узнают, что в поселке гости. Здесь на много километров окрест новостей не спрячешь. А если к хозяину приходили с ненавязчивым пожеланием отстучать смс, от земли до небес, дескать, явились - не запылились фигуранты, милости просим за тушками?
- Обыкновенно. – Андрей не пожал плечами. Ни один мускул на его лице не дрогнул, хоть что-то в напряженной его позе совершенно ясно указывало: ему не особо приятно, а может и больно. Ну да, палками он знатно поработал. Он был одним из самых лучших спринтеров их тех, кого я знал и на лыжах ходил превосходно, даже невзирая на едва затянувшуюся рану. – Сядем в поезд и все.
- Угу, - тут же кивнул я. – А везти нас будут ради твоих прекрасных глаз, не иначе?
- Ты считаешь? – вскинул бровь здоровяк.
Вообще-то денег, которые у меня были с собой, да с учетом заначки Буслаева и Алтая нам хватит. Отчего-то заставить себя даже мысленно назвать коллег «покойными» я не мог. Все во мне протестовало этому. До тех пор, пока я не увижу их тел… или хотя бы их могил, парни будут для меня живы. И кажется, так будет всегда.
Идиотизм… о чем он вообще думает? Что пообещает проводнице мир во всем мире? Хотя, надо признать, что обделенная мужской лаской дюжая баба вполне себе позарится на пудовые кулаки и холодные глаза.
- Ну разве что за проезд натурой расплатишься, - зубами я не заскрипел, но Ворчун так выразительно посмотрел на меня, что мне немедленно захотелось провалиться сквозь землю. Сначала сквозь накатанный, спрессованный от постоянной ходьбы снег, а потом и глубже.
Он не смеялся. И чуть ироничная вечная его улыбка сползла с лица, будто истаяла, как тонкая корочка наста на весеннем солнце. Кажется, я его достал.
- Я подумаю над твоим предложением. – Он щелчком отстегнул крепления на лыжах и поднял блестящие лаковые полосы, отряхивая от снега. - Вот только… - взгляд его прошил меня насквозь. Наверное, так себя чувствуют нанизанные на английские булавки насекомые. – Следуя твоей логике, я и с тобой за спасение должен натурой расплачиваться. – Прищур ледяных глаз. Хрустальные осколки. Он будто препарировал меня, слой за слоем снимая кожу, мышцы, обнажая скелет в попытке найти хоть малейшую трещинку в основе. – Планируешь быть сверху или снизу?
Раста раздосадовано рявкнула а потом тихонько заскулила.
Я смотрел в глаза Андрея, чувствуя, как щеки заливает жаром. Я краснел неудержимо, стремительно, мне стало жарко. Захотелось рвануть на горле куртку и глубоко вдохнуть морозный воздух.
Время от времени мимо нас проносились снегоходы, иногда – что-то совершенно невообразимое или попросту неузнаваемое из шедевров отечественного автопрома, что все-таки доказывало, что мы в этой глуши не сами и это – самый что ни есть захудалый и меленький осколок цивилизации.
Мне надо было ответить колкостью на колкость, но я не был большим любителем словесных пикировок. Сестра частенько подшучивала надо мной. Брат-дикарь, по нескольку месяцев с одной собакой общается. Тут уж хочешь – не хочешь – одичаешь. Но я смолчал.
- У меня есть немного денег. Я не знаю, хватит ли на билеты до Москвы. Скорее всего, придется пока перебиться в купе проводников. Если пустят, конечно. – Я еще раз тяжело вздохнул.
- Я понимаю что тебя дергает, - Андрей прижимал к себе лыжи как родные. – Главное добраться до Красноярска. Потом станет проще.
- Ты не понимаешь, - я покачал головой и тоже снял лыжи. Правда отчего-то у моего спутника эта нехитрая процедура получилась куда естественнее и ловчее. Мой рюкзак с вещами едва меня не свалил. – Ты вернешься и, уверен, тебе есть к чему и к кому возвращаться. У меня есть семья, которую я очень люблю. Но я связан контрактом. И мои коллеги, вместе с которыми я отправился в экспедицию, погибли. Информация о том, что я в тайге и вместе со мной еще три человека – зафиксирована в НИИ, в Службе и еще черт знает где, включая компанию, которая заказала исследования. Я покинул место преступления. Я скрыл факт гибели людей. Я нелегально лечил тебя. Но если я появлюсь в Москве, официально числясь гм… в командировке… у меня должны быть веские причины. И железное алиби. Или я иду в полицию.
- И попадаешься, - он выслушал мой монолог внимательно, не перебивая. – Все верно. Но давай решать проблемы по мере их поступления. Вырваться из оцепления. Остаться в живых при этом. Добраться до Москвы. – Он поежился и постучал ногой о нижнюю ступеньку лестницы, ведущей к гостинице. – Я помогу тебе. Все-таки, я обязан тебе жизнью.
Он неспешно поднялся, потянул на себя дверь и наши четвероногие спутники последовали за ним. А мне не оставалось ничего другого, кроме как последовать их примеру. К тому же, там по определению теплее. А я слишком устал для того, чтобы продолжать долгие споры на снегу и ветру.
@темы: Творческое, Слэш
А перечитать - некогда.
Хотя я бы назвала его Баламутом )))
А вот пока не скажу! Размышляйте, это очень приятно )
*малюсенькое занудство: про стрельбу глазами - это не "Золушка", а "Летучая мышь" *
Спасибо !
Эх... о продолжение мечтается...
Laise, спасибо!
Начала читать сто лет назад, видимо, когда вы только выложили, потом благополучно потеряла, вчера внезапно вспомнила, и вчера же и нашла! Счастью не было предела. Я чуть прыгать от радости н начала)))
Оно оказалось ещё круче, чем я помнила.
Вас на фикбуке так же зовут? А то он пока не работает что-то.