Конфетти 7.
читать дальше5.
…как у Сэлинджера. Только у мэтра – над пропастью во ржи. А мы с тобой окончательно во лжи потерялись. Так и стоим. Над пропастью. Во лжи. И ни спрыгнуть, чтоб все завершить хоть как-то, ни назад повернуть, потому что позади, в десятке шагов – такая же пропасть. Выхода нет…
- Нет, ты не сделаешь этого!..
- Отчего ж нет? – шало улыбнулся Джой, нажимая на спусковой крючок. Прогремел выстрел. Таша отчаянно завизжала и упала на пол, зажимая уши.
- Джоооой!.. НЕТ!! – Ари страшно закричал и бросился к безвольно осевшему в огромное кресло Сергею. Остро пахнуло кровью, и, не дойдя до кресла пары шагов, Аристарха согнуло, в рвотных позывах. Джой был мертв. И этого факта уже не изменит ничто…
Многоточие или точка?
Пожалуй, многоточие и конец главы. Странно, почему именно теперь, когда он планировал взяться за «Веру непрощенных», внезапно вспомнилась эта задумка? Мистический детектив, герои которого появились на свет одновременно с Миром.
Дима откинулся в кресле и закурил.
«Над пропастью во ЛЖИ». В плагиате обвинят или нет? Все-таки название созвучное с бессмертным творением классика, но настолько подходит стремительно растущей книге, что менять его сейчас уже бесполезно. Рабочий вариант накрепко приклеился, и даже в мыслях Дима называл свое творение именно так. Ари Крылатов и Сергей Джой. Наташа Платова и Мила Нестеренко. Герои. Люди, бывшие когда-то в его жизни. Просто сменившие имена. Вот только характеры остались слишком узнаваемыми. Да и ситуация…
Нет, если все повесить на призрака – выйдет как в дешевой бульварной страшилке. Остается мистификация, но тогда это не мистический, а детектив. Есть вариант… с фантомной болью. Когда одному не хватает другого. Когда главный герой, оставшийся в живых, медленно сходит с ума, потому что отовсюду ему мерещится тот, закончивший собственное существование, поставив жирную точку. Пулей в лоб.
Фантомная боль. Жуткая штука. Когда еще кажется, что у тебя есть сердце, есть душа и они даже болят. А потом смотришь на фото в журнале и понимаешь, что вот она, душа… вот оно – сердце… Там. И боль сменяется пустотой.
- Вниз лечу без крыльев за спиной,
Словно изгнанный тобой из рая…
Точку. Давно пора поставить точку. Забыть. Только простить не выходит. А без прощения забвения нет. Он обречен. Он проклят. Изгнан из рая. И больше всего на свете боится потерять свой крохотный мирок, все, что у него осталось. Ошметки прежнего огромного мира, который к его ногам так и не положил голубоглазый мальчик. Бесконечно, до ненависти любимый. С любовью проклинаемый и… благословляемый. Всегда.
Дима глянул на часы и нахмурился. Потянулся, было, за телефоном, но отложил. Не хорошо это, контролировать каждый шаг. Ну, подергаешься, Бикбаев, потом перестанешь. В конечном итоге – Миру семнадцать. И звонить через каждые пятнадцать минут – значит не доверять ему. Он взрослый мальчик… взрослый и самостоятельный.
Репетиция затянулась? Герасимов совсем обалдел, так народ иметь? В хвост и в гриву?.. Все, все нормально, не кипятись. Это – работа. И сомневаться в ней не нужно.
И все-таки, когда в замке повернулся ключ, Дима не выдержал. Поднялся с места и почти бегом вышел в холл.
6.
Мир еще постоял на крыльце, скрытый полумраком, наблюдая за удаляющимися огоньками машины и чувствуя себя так, словно у него вырвали сердце. И увезли, оставив в груди одну сплошную рану. Мир стиснул зубы и повернулся к двери. Плевать… Пусть больно. Пусть страшно. И все равно, чем это закончится. Потому что только сейчас он чувствует себя по-настоящему живым. Целым. Законченным. Вот только…
…предатель. В голове всплывает только это слово. ПРЕ-ДА-ТЕЛЬ. Папа… тихо умирает от тоски и боли по отцу его любимого. По человеку, который когда-то… Как смотреть теперь в его глаза? Смотреть и знать, что… Но ведь дети за отцов не отвечают! Нет… Отец не поймет. Не примет. Не увидит его, Максима за тенью его отца. Чееерт… ЧЕРТ!! Нельзя…
Он будет врать. Смотреть в глаза и врать. Вдохновенно врать, правдиво. Потому что… Уничтожить мир отца он не посмеет, не сможет. А быть без Макса и медленно умирать всю жизнь, живя только тенью воспоминаний, как его собственный отец... Он тоже не сможет.
Боже, и какая же сука эта жизнь…
Мир выдохнул, провел по лицу, стирая с него все эмоции, пригладил волосы. Вспомнил об опять забытой сумке с вещами в машине Макса, выматерился и наконец вытащил ключ. Мысленно пожелав себе удачи и надеясь, что отец не услышит его прихода, сунул ключ в замок, провернул, толкнул дверь, переступил порог и ухнул в полные беспокойства, облегчения и еще какого-то непонятного чувства глаза вышедшего ему навстречу из кабинета отца.
А тот смотрел в глаза Мира и терялся.
Сын вернулся поздно. Но вернулся в целости и сохранности. На своих ногах, хоть и взъерошенный, усталый. Просто задержался на репетиции. Просто задержался… Просто задержался… Просто…
Просто одет как-то непривычно. Незнакомо. Просто немного растерян.
- Здравствуй, сын. – Дима осторожно коснулся спутанных светлых волос и улыбнулся.
- Привет, пап, - Мир отразил его улыбку. – Извини, что не предупредил о задержке.
- Герасимов совсем загонял? – понимающе кивнул Дима, приобняв сына за плечи. – Он деспот, конечно, кого угодно заездит, но результат будет просто фантастичен. Только ты выглядишь очень усталым. Я беспокоюсь о тебе.
Мир еле сдержался от того, чтобы с силой не прикусить губу. Отец не знает, КОГО Герасимов взял режиссером? Хотя… Нет, конечно, не знает. Иначе не был бы так спокоен.
Сердце билось гулко, сильно, и Мир только молился о том, чтобы отец не услышал его стук.
- Все нормально, пап. Просто до премьеры не так много осталось, у нас начались прогоны. Но нам даже иногда дают выходной, - он улыбнулся.
- Мы с мамой думали, какой бы сюрприз устроить для тебя… - взгляд, полный тепла и тревоги, внимательно скользил по лицу, по припухшим губам, по легким теням, залегшим под глазами, отметил немного неуверенную, неловкую походку. Травмировался? Не хочет говорить? Мальчик, сильный, красивый… - И решили, что спросим тебя, чего бы тебе хотелось. Все-таки день рождение и твоя премьера – достаточный повод, чтоб устроить что-нибудь грандиозное. М?
«Я хочу, чтобы те перестал страдать!» - Мир еле успел прикусить язык. И задумался. Все, что он хочет от жизни – это чтобы отец был счастлив и чтобы Макс был рядом. И чтобы не прятаться, не скрываться и не врать самому родному человеку. Но отец вряд ли будет рад услышать такие пожелания.
- Я как-то еще не думал об этом, - Мир пожал плечами. – Да и я не люблю шумные вечеринки. Ты же знаешь… Тихий семейный ужин с самыми близкими людьми – это все, что мне нужно.
- Ни машины, ни тура? Ни гранта в Нью-Йорке? – Дима удивленно выгнул бровь и присел в кресло. Тот факт, что Мир не любит вечеринки, клубы и прочие радости жизни, его не удивлял. Его в свое время шум толпы тоже напрягал и раздражал. Но чтоб у семнадцатилетнего мальчишки желаний никаких не было?
Мир отвел глаза. Машина… О, да, он был бы не прочь иметь машину. И у него даже есть на примете учитель по вождению. Тур? Тоже было бы неплохо. Хотя за свою недолгую жизнь он много где успел побывать с родителями. Теперь ему хотелось прокатиться куда-нибудь с Максом, но отцу этого не скажешь…
- Пап, я, правда, не думал об этом. Хотя… машина звучит совсем неплохо, - он склонил голову к плечу, глядя на отца и мягко улыбаясь. – Очень даже неплохо.
- Прекрасно, - уже теплее. И все-таки, что-то беспокоило, болезненно сжималось внутри. Что-то неуловимо не так. И давит, давит, как острое предчувствие скорой катастрофы.
Мир близко и далеко. Вот он, протяни руку и коснешься мягкого трикотажа футболки, узких потертых джинсов, теплой руки. Но его… нет. Словно мыслями, сердцем он не здесь. Кто же эта девушка, поселившаяся в душе его сына?
- Итак, в каком же авто тебе не стыдно будет рассекать перед нею?
Мир растерялся. До этого он никогда всерьез не думал о том, что когда-нибудь у него будет машина. Она не была его мечтой, да и стандартные мальчишеские увлечения его как-то стороной обошли. Признаваться в этом почему-то было стыдно, но:
- Я… плохо разбираюсь в них, пап. Наверное, что-нибудь похожее на меня, - неуверенно произнес он. – А давай… Я подумаю, в Интернете посмотрю, может, в пару салонов загляну, - «с Максом посоветуюсь» - чуть не слетело с языка.
- Ратмир Бикбаев… - Дима расхохотался, потом поднялся, потянул за собой в кресло сына. С учетом комплекции в этом кожаном монстре вдвоем они поместились легко. Обнял за плечи, взъерошил волосы и легонько поцеловал в висок. И чуть не взвыл: на изящной шее сына под волосами наливался алым след. Совершенно недвусмысленный след. Сочный след поцелуя. Сильного и властного. И, что вероятно, весьма болезненного. – Ты меня изумляешь! Мальчишки в твоем возрасте интересуются всем чем угодно, а ты млеешь на репетициях и зубришь домашнее задание. Мир, не надо становиться похожим на старую деву… Иначе подарю синие гетры. И килт шотландский!
Дима улыбался, а внутри нарастала паника. Та самая паника, что едва не обернулась безобразной истерикой на приеме.
- Пап, ты в юности тоже не сильно машинами интересовался, - обиженно буркнул Мир. Ну, да, не похож он на остальных парней, и что с того?
- Не дуйся, сын, - примирительно шепнул Дима. – Я понимаю, что ты половину сознательной жизни в подполье прожил. Знаешь, я только теперь понимаю, что очень многое в жизни прошло мимо меня. И мне бы не хотелось, чтоб ты повторил мои ошибки.
- Ошибки… - эхом повторил Мир, чувствуя, что просто уплывает. От ощущения родного тепла рядом. От вины, от любви, от всего того, что случилось за последние дни. – Пап… А дети за ошибки родителей отвечают? – задумчиво спросил он и сам испугался. Замер, как зайчонок под кустом, молясь про себя, чтобы отцу не пришло в голову спросить, откуда у него взялся такой вопрос.
Дима вздохнул и задумчиво принялся перебирать длинные прядки волос сына. Тонкие пальцы зарывались в светлую шевелюру, легонько гладили затылок, замирали, и снова продолжали свой медитативный танец.
- Нет, Мир. Не отвечают. Они не виноваты в том, что появились на свет. Это была не их воля и не их выбор. Они не виноваты в том, что изломали чью-то жизнь. Они ведь не хотели этого. Может… Может кто-то другой со мной не согласится. Но я считаю так.
Мир застыл. Закаменел просто. Бездумно впитывая отцовскую ласку, смотрел прямо перед собой широко распахнутыми глазами и пытался… пытался… Он знает. ОН все знает. ЗНАЕТ!!!
Мир с силой зажмурился, пытаясь справиться с шоком и накатывающей истерикой. Идиот… Какой же он идиот. С чего он вообще взял, что отец не знает, почему на самом деле они расстались с Соколовским? Потому что… Потому что думал, нет, искренне надеялся, что надежда еще жива. На то, что когда-нибудь отец будет улыбаться так, как на тех старых фотографиях. Что когда-нибудь он узнает, поймет и простит. Дурак. Размечтался. Отец знает… И все равно не может простить. До сих пор. Значит… Надежды никогда и не было. Он сам ее себе придумал.
«Макс… Если когда-нибудь… Я не такой сильный. Я… не выживу». Мир сжал кулаки и встал.
- Прости, папа… Но я, наверное, пойду к себе, - боясь поднять на отца взгляд, он смотрел на кончики своих кроссовок. – Сегодня был долгий день…
- Мир?.. – окаменевшие плечи, остановившийся взгляд. Страх? Шок? Боль? Что происходит? – Что с тобой, сын? Мир, посмотри на меня, пожалуйста…
Мир на мгновение опустил ресницы, жалея, что не обладает талантом Макса к лицедейству. Потому что… Смотреть в глаза отца… Ему нечего ответить. Только правду. А правда…
- Надеюсь, что ты не забудешь свои слова, папа. Возможно… когда-нибудь я тебе напомню о них, - Мир на миг, на один короткий миг заглянул в глаза отца и тут же отвернулся. – Я правда устал, пап… Видишь, уже бред несу, - он попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривой, насквозь фальшивой. – Спокойно ночи, папа.
Дима беспомощно кивнул, чувствуя, как к горлу подкатывает противный ком.
Что-то случилось. Что-то очень дурное. Что-то, от чего его сын теперь сам не свой. Неужели Вадим? Неужели кто-то посмел?! В душе плеснула ярость. Захотелось сейчас же, немедленно позвонить Герасимову и устроить ему разнос по всем статьям. Потому. Что. Кто-то. Посмел. Обидеть. Его. Сына.
- Доброй ночи, – он легко поцеловал Мира и отпустил. Потому что надо. Потому что.
- Я люблю тебя, пап. Я очень-очень тебя люблю, - одними губами шепнул Мир, глядя на него с искренней благодарностью. А потом вдруг продолжил, хотя сам собирался заканчивать разговор. - И у меня все в порядке. Правда. Просто я очень устал, - он не врал. Правда лилась с губ легко, мягко. – У нас сегодня был первый прогон. В костюмах и декорациях. С огнем, пап. Это было просто потрясающе, но слишком тяжело. Вот… как-то так… - он неловко, чуть застенчиво улыбнулся, умоляя про себя: «Поверь, пап, ну, пожалуйста, поверь. Я не хочу, чтобы ты так беспокоился обо мне».
Дима страшно побледнел.
Прогон. В костюмах и с огнем. Да, очень поздно он вспомнил о еще детских страхах Мира. О его боязни огня. Все крепки задним умом. Но Мир это выдержал. Выдержал! Ему есть чем гордиться. Только так хочется стереть эту усталость с родного лица, прижать к себе, убаюкать, как когда-то, в детстве. Нет, это не жалость. Это трепетная отцовская гордость и страх. Страх, что кто-то посмеет причинить его мальчику боль.
- Я тоже люблю тебя, Мир, - улыбнулся Дима. Герасимов подождет. Главное, что это не пропасть. Нет, не пропасть. (так Дима называет ложь – прим. Зандры)
- Я знаю, пап. Спасибо, - чувствуя, как улыбка отца мягко обволакивает его, снимает страх и боль, Мир облегченно выдохнул. Обошлось. Сегодня – обошлось. – Еще раз спокойной ночи, - он кивнул отцу и, повернувшись, направился к лестнице. Поднялся в комнату, закрыл дверь и устало опустился на кровать.
Все события дня, такого долгого, почти бесконечного, вихрем закружились в памяти. Прогон, разговор на сцене, признания, Макс, Макс, и еще раз Макс. Первая близость, дорога домой, разговор с отцом. Боже, сколько всего… Неудивительно, что он чувствует себя выжатым, как лимон. А еще репетиция завтра…
7.
Влад поставил машину на сигнализацию и тяжело поднялся на крыльцо. Этот день… нужно было наконец закончить. В последнее время торжественные приемы и прочие выходы в свет начали уже даже не раздражать, а бесить. Фальшивые улыбки, стремительно напивающаяся жена, молоденькие девушки, над которыми кто-то подшутил, сказав, что они умеют танцевать… Но сегодня Влад даже был рад окунуться в шум, суету и пошлость «тусовки». Это помогало не думать. Не вспоминать. Хотя перед глазами нет – нет, да и возникала картинка обнимающихся на стоянке мальчишек. Кажущихся такими беззащитными, трогательными. До одури влюбленными друг в друга. Как они когда-то…
Влад переступил порог, погрузившись в полумрак дома, и устало прислонился спиной к двери. Да, больно. Да, страшно. За сына страшно. Любимого, изломанного сына. Такого сильного и такого беззащитного. За сердце его. И за Мира тоже страшно. Влад только усмехнулся криво. Кажется, он обрел еще одного сына. Которого будет защищать так же, как и своего собственного. Чтобы сумели сохранить, не разрушили то, что родилось между ними.
Влад выпрямился и, развязывая на ходу галстук, пересек холл, поднялся по лестнице и, дойдя до комнаты сына, застыл в нерешительности перед его дверью. Что он ему скажет, о чем спросит? Вмешиваться в его отношения с Миром он не имел права, но… Они ведь могут и просто помолчать рядом.
Усмехнувшись, Влад повесил галстук на ручку двери и негромко стукнул:
- Максимус, к тебе можно?
- Можно, пап… - отозвался Макс неожиданно низким, хриплым голосом. – Нужно.
Не просто нужно, а очень нужно. Спросить, узнать, попросить, предупредить… Просто обнять, ощутить тяжелую отцовскую ладонь на голове, услышать голос и знать, что все снова хорошо. Все хорошо. Мир не рухнул, Луна с неба не сверзилась, а у него на лбу крупными буквами не написано « голубой».
Макс сел на постели, притянув к груди ноги. О том, как выглядит, он мог разве что догадываться. Губы припухшие, искусанные, глаза больные. Любопытно, сколько отметин оставил на его теле Мир?
Влад нахмурился, стоя у порога. Что-то в голосе Макса…
- Надеюсь, ты там один, ребенок, - шепнул Влад себе под нос и толкнул дверь. Переступил порог, даже не пытаясь улыбнуться, зная, что сына этим не обманешь. Окинул быстрым взглядом комнату, сидящего на постели Макса и вдруг захотелось взвыть. Вот так просто закинуть голову и выпустить на волю зародившийся в горле почти звериный вой. Больно… Как же больно… Смотреть в родные глаза – обреченные, почти потухшие – больно. Неужели он ошибся? Боже, как же страшно…
- Все в порядке, ребенок? – безжалостно задавив свою собственную боль, Влад подошел к постели и присел рядом с замершим сыном. Легко коснулся обнаженного плеча, рассеянным жестом поправил прядь волос. - Ты выглядишь… поломанным, - осторожно произнес он. Но Макс действительно выглядел так, словно случилось что-то очень страшное.
Макс зажмурился и потянулся к отцу всем телом, из совершенно неудобной позы почти переполз, устроив голову у него на коленях.
- Все хорошо, па. Только страшно, – он вздохнул. От отца едва уловимо пахло. Тепло и остро. Крышесносный микс дорогой туалетной воды и не менее дорогого элитного алкоголя. – Я не знал, что это будет вот… ТАК.
Влад с силой закусил губу, запуская в волосы пальцы. Ребенок… Такой взрослый и такой маленький. Сын. Сынок.
- Как? – Влад провел кончиком пальца по виску, погладил прядку волос. – Больно? Страшно? Волшебно и сладко? По отдельности и все вместе? Я знаю, КАК это бывает, маленький. Но если ты счастлив… – Влад склонился к нему, безмолвно умоляя поделиться, рассказать. Успокоить его сердце.
- Когда я… Когда я читал монолог, я не знал, что на самом деле сойду с ума … - каждое слово давалось с трудом. И каждый вздох разрывал грудь. Горло сводило, хотелось не то плакать, не то хохотать, или просто скулить. Больно. Хорошо, до крика, до слез. Макс тихо ахнул, схватил руку отца и прижал к губам. – Я знаю его без году неделю, а, кажется, что целую жизнь. Я смотрю на него, и больше никого не вижу. Я говорю с ним обо всем, и мы понимаем друг друга. И я знаю… знаю как и что… знаю где прикоснуться… знаю… чувствую…
Макс свернулся клубком на руках отца, спрятался в его объятия, такие сильные, уверенные, такие понятные и родные.
- Я не знал, что будет ТАК… Что можно любить ТАК…
- Все хорошо, родной, все хорошо, - Влад убаюкивал его, как маленького. Обнимал за плечи, прижимал к себе в инстинктивной попытке уберечь, оградить. Вот только рассудок холодно отмечал – ничего не в порядке. И не спасти его, не уберечь. Потому что ЭТО – в его сердце, в нем самом. Жжет, царапает, ласкает. И что любовь Макса такая же проклятая, как и его. Одна. На всю жизнь. Похоже, любить Бикбаевых – их проклятье.
- Прости, хороший мой. Но я не знаю, как тебе помочь, - чуть не плача, произнес Влад. – Только сказать… Если тебе хорошо с ним, если он – это все, что тебе нужно, то держи его. Крепко держи. Не отпускай и не слушай никого кроме своего сердца. И если тебе однажды покажется, что ты можешь пожертвовать своим чувством ради спокойной жизни и правильной репутации… Это ложь, Макс. И ни спокойная жизнь, ни репутация – ничего из этого для тебя больше не будет иметь значения, если ЕГО не будет рядом, понимаешь? Это больно. Это страшно. Но… БЕЗ этого – еще страшнее. Ребенок… - Влад прижался губами к чистому лбу, - если бы я мог тебе помочь. Но я могу только быть рядом…
- Как ты можешь жить без НЕГО?.. Как у тебя получается, если ты знаешь, что ОН где-то есть, думает о тебе… - Макс сжимал руку отца и лицо его заливали слезы. – Господи, как же я люблю его… Мир… Он врос в меня… И если Дмитрий так врос в тебя, как… тебе сил хватает…
- У меня есть ты, - с каждой секундой Владу становилось все труднее дышать. – И есть то, что я люблю – моя работа. Это не дает сойти с ума. Я не умею писать книги, и стихи теперь тоже не пишу. Мои чувства – в музыке, в танце. Если бы я держал все в себе… Макс, маленький мой… - Влад стирал слезинки с его щек и тихо умирал. Его сын – самый храбрый и самый сильный – не плакал, когда его везли в больницу после аварии. Не плакал и потом, когда заживали кости, а терапия сводила с ума даже Влада. Не плакал. А сейчас… Кого винить, кого проклинать? Того хрупкого мальчика с ЕГО глазами, что свел его сына с ума? Или себя – за то, что не смог…
- Я виноват перед ним, Макс… Чтобы я ни сделал и ради чего – я виноват. Потому что ошибся в самом начале, пустив в свою, нет, нашу жизнь тех, кто разрушил ее. Я поверил тому, что время лечит, и я забуду. Но… Не повторяй моих ошибок, Макс, - Влад прижался губами к влажному лбу сына.
- Принцесса из драконьей башни… - выдохнул Макс и горько улыбнулся. – Не надо мне ни половины, ни целого царства. Только он мне нужен… Только он. Пап, не… не гоняй его завтра, ладно? Ему больно будет… - он густо покраснел, радуясь, что света из коридора не достаточно, чтоб осветить пылающее его лицо. Смешно и грустно. Принц рыдает в отцовских руках о любимом.
Влад только стиснул зубы, не зная, плакать ему или смеяться. И не спросишь, и совет не предложишь. Не его это дело. Это ИХ мир. Маленький, хрупкий мир. И разрушить его неосторожным словом так легко. Только вспомнить, как это было у НИХ. Первый раз… Влад закрыл глаза, и перед глазами встало лицо Димы. Искаженное болью и удовольствием. Красивое, любимое… Она была такой неловкой и болезненной – их первая близость. Но ее единственную он помнит, как вчера. И, наверное, в память о ней…
- Я сделаю завтра выходной. Техникам нужно закончить со сценой, да и остальным тоже нужен отдых. Только… береги его, ладно? Для себя береги.
Макс неловко завозился, полез в карман, извлекая мобильник.
- Спасибо, пап. Не волнуйся… Все правда в порядке… просто… мы… Я у тебя бестолочь и балда. И вообще, не те книжки читал… - тихонько фыркнул, шмыгнул носом, а потом тихо и виновато закончил. – Телефон его дашь? А то я взять не успел. Просто если бы мы еще хоть секундочку… боже…
Влад еще с мгновение смотрел на смущенного сына, а потом, не удержавшись, рассмеялся, взъерошив его и без того растрепанные волосы:
- И, правда, ты у меня бестолочь, - все еще тихо пофыркивая, он вытащил телефон и отдал его Максу. – Держи, - встал, тепло улыбаясь. – Не буду тебя смущать.
Влад дернул его за прядь волос и направился к двери. Кажется, он начинает вспоминать, что такое счастье.
Макс улыбнулся и, не медля ни секундочки, принялся рыться в памяти, выуживая простую комбинацию цифр. Всего двенадцать. Для того чтобы услышать любимый голос. Чтоб отправить коротенькое, но такое светлое «До встречи, мой Мир! К слову, завтра у тебя выходной. Я тебя люблю»
8.
Телефон в кармане отчитался мелодией о пришедшем сообщении. Мир, извернувшись, вытащил телефон из заднего кармана чужих джинсов и недоуменно нахмурился, глядя на дисплей. Номер незнакомый. «До встречи, мой Мир! К слову, завтра у тебя выходной. Я тебя люблю». Макс… Мир счастливо улыбнулся и сел на постели. Значит, Макс уже добрался до дома и до отца. Хотя подождите… Выходной?
Мир быстро выбрал команду ответного звонка и когда в трубке отозвался родной, чуть усталый голос Макса, произнес:
- Ты так пошутил насчет выходного?
- Нет, ни разу, - теперь в голосе слышались улыбка и тепло. Море, океан тепла. - В связи с волевым решением режиссера завтра всем, кроме рабочих сцены и самого режиссера, судя по всему, предоставлен выходной.
- Значит, завтра тебе незачем приезжать в «Маскарад», - почти разочаровано протянул Мир.
- Значит, завтра я могу забрать тебя там, где скажешь. Мне подготовить красную ковровую дорожку для твоего моего величества? - Макс тихо смеялся, отчего глубокий его голос стал вкрадчивей и мягче.
- Не нужно… - выдохнул Мир, чувствуя, как подскочившее, было, настроение опять скатывается вниз. - К тому же у тебя самого завтра наверняка весь дань занят.
- Ну, предположим, не весь день, а только его часть, - казалось, Макс о чем-то размышляет. Прикидывает и так, и эдак, как бы лучше рассчитать время. - У меня завтра две пары и пробная…… ммм…… репетиция в театре. Получу текст, познакомлюсь с партнерами и на некоторое время свободен, словно ветер в поле. - И потом, после короткой паузы, по всей видимости, устроившись поудобнее в постели. - Но ты, кажется, не рад.
- Просто мне не нужен этот выходной без тебя, - выдохнул Мир и откинулся на кровать. - А «некоторое время»…… Сколько это, Макс? Час, два? - и почему ему никто не сказал, что это будет ТАК?
- А мое некоторое время целиком зависит исключительно от тебя. И от того, возникнет ли у тебя желание меня завтра видеть. - Протянул Макс, и потом добавил. И только очень внимательный собеседник мог услышать нотки мечтательности в его голосе. - И некоторое мое время способно растянуться до целого утра послезавтрашнего дня.
- Ты злишься? Почему? - Мир чуть не плакал, чувствуя себя ужасно. Как сопливая восьмиклассница. - Ты же знаешь, что… Я хочу тебя видеть!
- Я?! - в голосе плеснуло изумление и…… испуг, круто замешанный на сожалении. - О господи, что ты там себе понапридумывал?
Мир сжался. До маленького, крохотного комочка сжался. Надо успокоиться. Просто успокоиться. Он устал. Вот и все. Он просто слишком устал за этот долгий день.
- Ничего, Макс, ничего, - он заставлял себя говорить спокойно, мягко. – Все…… уже в порядке. Просто я мечтатель, Макс. И когда услышал про выходной, решил вдруг, что проведу его с тобой от начала до конца. Захотелось вдруг снова в тот лес…… На целый день. С корзинкой для пикника и покрывалом. Глупо и сопливо, я знаю, но…… Да и реальность внесла свои коррективы. А это всегда больно. Когда ты освободишься?
- Мир…… - отчаянный шепот, горячечный, молящий. - Светлый мой…… В три. И с трех я весь твой, вот прям пока не влепишь мне волшебного пенделя для ускорения или метлою не погонишь.
- Хорошо, я возьму с собой старый веник. Кажется, как раз в кладовке был подходящий, - Мир тихо рассмеялся, а потом снова стал серьезным. - Только я не знаю, где можно встретиться. Ко мне…… нельзя. Может, ты просто меня где-нибудь подхватишь? Если, конечно, хочешь.
- Очень хочу, - на выдохе, жарко, тихо, сквозь шелест простыней. - Очень-очень. Мы можем посидеть в кафе, а потом…… покататься по городу…… или ко мне……
Мир на секунду представил себе это, а потом мотнул головой. Мысль о лесе покидать его упорно не желала.
- Ладно, тогда пикник отложим, - вздохнул он, прощаясь со своей мечтой и уже возникшей перед глазами картины. Тихо, свежо, и только они вдвоем, смотрящие на облака…… Боже, бред какой……
- О... вот оно в чем дело... - немного грустная улыбка, вздох, полный сожаления. -Ехать туда долгонько. Но, думаю, стоит туда поехать в субботу или воскресенье. Тогда у меня действительно будет полностью свободные день. Я выключу телефон и просто буду с тобой.
Мир невесело рассмеялся:
- Мы с тобой не совпадаем, Макс…… Не совпадаем. В выходные у меня репетиции. Будем нагонять то, что пропустили по моей вине. Ладно…… Тогда завтра в три. Подхватишь меня у «Маскарада»? Думаю, я все равно туда пойду. У меня еще куча элементов не отработана. Надеюсь, твой отец меня не выгонит.
Где-то по ту сторону незримой линии Макс замер, а потом……
- Буууу на тебя, Бикбаев…… я решил. Все. Завтра я злостно прогуляю пары, но если тебе так хочется туда, мы туда и поедем. Только в два мне нужно быть в театре.
- Нет, Макс, - решительно отрезал Мир. - Я не хочу туда на 2 часа. И даже на 4 часа не хочу. А больше все равно завтра не выйдет, - а потом смягчил резкость голоса. - Макс, давай просто прогуляемся где-нибудь. На Патриаршие сходим. Или просто в кафе посидим. После трех.
- Жестокий мужчина! - нет, в голосе Макса не было ни намека на упрек, ни капли раздражения. Он шутил, он смеялся, как всегда. - На углу у Патриарших. Не приведи небо, встретим Воланда. Но хорошо. Я заеду за тобой в три. Я люблю тебя, светлый мой.
Мир вздохнул. Иногда так хотелось, чтобы это его вели. За него решали, отобрав право выбора. Дурак. За него все решили. Не спросив, кинули в эту любовь, как в пропасть. Ладно, черт…… Хватит сопли разводить.
- Я буду тебя ждать. Спокойной ночи, - решив, что целовать трубку - верх глупости, Мир отключился. Очень недовольный собой, вытащил из-под себя одеяло, закутался в него и, решив, что поспит немного, провалился в сон.
@темы:
Творческое,
БиСовское,
Слэш,
Фанфики