Несколько капель масла все-таки пролилось на бархатистую ткань обивки. Ну и ладно! Какая к черту разница… Прикосновение к себе, тонкий аромат масла с мелиссой, выступающая косточка под нежной кожей, которую так приятно обвести языком… Обнять за талию, притягивая к себе ближе, еще ближе, чтоб осторожно усадить себе на колени, широко разведя его ноги, скользнуть вглубь дрожащего тела пальцами, мягко надавить, проникая глубже, еще глубже.
Наверное, никогда в жизни он столько не молился про себя. Только бы не сорваться. Только бы не испугать. Только бы не причинить боли.
- Боже, какой бред ты несешь… - Мир выгнулся с тихим стоном, изо всей силы сжимая его плечи. Мотнул головой, рассыпав волосы по спине, а потом приник ближе, зарываясь куда-то в шею Макса и замер там, дыша со всхлипами и дрожа все сильнее. Чувствуя, как раздвигаются под напором ласкающих пальцев ноющие мышцы. Как сводит их словно судорогой. Сладкой. Невыносимой. И как прошивает позвоночник вспышка острого удовольствия, когда Макс находит, тревожит, ласкает и терзает самую сладкую точку в его теле.
И хочется больше. Еще.
- Макс…Не могу больше, - не в силах сам соскользнуть с растягивающих его пальцев, Мир на миг прижался губами к влажной коже там, за ухом. Где запах – острый, солнечный запах любимого - был таким сильным… - Максим… Хочу тебя.
- Все что хочешь, светлый мой… все что хочешь… - Макс осторожно приподнял его, направляя, и вошел в напряженное ожидающее тело, завершающей точкой обладания, до конца, откидываясь в кресле. Осторожно качнулся, до боли, почти до крови закусив губы. Это слишком хорошо. Вот так, медленно, словно покачиваясь на ленивых ласковых волнах, удерживая любимого в руках.
Мир облегченно выдохнул, чувствуя, как заполняет его Макс. До конца, до самых потаенных уголков. Он так открыт, так доступен… Бесстыдно разведенные бедра, закинутая голова… И перед глазами лишь огненные всполохи. Вверх, вниз… Медленно, неторопливо, сладко. Подчиняясь рукам Макса, в такт его движениям внутри. Отстраненно удивляясь тому, что не чувствует боли. Только удовольствие. Выматывающий душу ритм, мягкое покачивание кресла. И громкие, протяжные стоны. Больше…
- Еще… - поймать руки, - хочу… чувствовать тебя… Макс…
Макс на миг переплел их пальцы, и, глядя на Мира широко распахнутыми глазами, поднес его руку к губам. Он улыбался, нет, смеялся глазами, вбирая тонкие сильные пальцы, целуя, облизывая и покусывая. И глядя в расширившиеся зрачки дымной зелени глаз Мира, нежно, но сильно сжал в ладони напряженную его плоть, подушечкой большого пальца потер влажную головку.
Мир замер, дрожа и сжимая в себе Макса. Содрогнулся, зажмурился, пытаясь справиться с нахлынувшим удовольствием. А потом приподнялся и обрушился вниз, вскрикивая и закатывая глаза, закидывая голову так, чтобы ласкали кончики волос обнаженную спину. И еще. И еще… Сильно, глубоко, резко.
Макс вскрикнул, порывисто прижал к себе Мира, лицом уткнувшись в грудь, чувствуя, как заливает тело тяжелый, точно свинцовый восторг и с каждым рывком, с каждым безотчетным движением Мира погребает под собой, властно сминает волю и разум, оставляя на поверхности лишь инстинкты, древние как сама жизнь. Глубже, сильнее, соединиться, слиться воедино, переплестись, врасти друг в друга…
Он отчаянно зарычал, выплескиваясь внутрь сжимающего его тела, зажмурившись, содрогаясь всем телом, теряя себя.

От жара, словно омывшего его изнутри, Мир задохнулся, захлебнулся криком. И застыл, все еще чувствуя Макса в себе. Грудь судорожно вздымалась, каждый вздох заканчивался стоном. Дрожа всем телом, Мир лихорадочно гладил расслабленные плечи, спину, собирал губами нервное дыхание Макса. И плевать… Плевать, что самому больно от возбуждения, плевать… Если Максиму, его Максу хорошо… Поцелуй… горячий. Острый. Приоткрытые губы, скулы, дрожащие ресницы…

Тихое «Прости»… - на выдохе.
Так сложно открыть глаза. Свинцовые тяжелые веки не слушались. Тело вообще было каким-то слабым, непослушным, только руки, судорожно сжимающие тонкую талию, узкие бедра Мира, наконец, расслабились.
Отдышаться не вышло, очень недвусмысленное напряжение выдало состояние любимого человека и к удовольствию примешались стыд и, пока едва уловимая, горечь разочарования.
Макс подался вперед, почти опрокидывая Мира, удерживая его на весу, и губами обхватил головку. Плачь, светлый, кричи…
И Мир закричал. Отчаянно, жалобно, тонко… От ощущения того, что они все еще вместе, едины. От жарких губ, оттого, что только руки Макса держат его…
На кончиках ресниц повисли прозрачные капельки, когда тело выгнуло, как от электрического разряда. Когда вспыхнули, заискрились все нервные окончания. И дикое, сумасшедшее возбуждение пролилось влагой в горячий рот.
- Макс… - все еще содрогаясь от удовольствия, отчаянно позвал Мир, не видя перед собой любимое лицо и чувствуя, как проваливается куда-то. Лишь стены и потолок… - Макс, где ты?
Кресло качнулось назад, Мир снова взмыл вверх, золотистым ореолом в солнечных лучах, пробивающихся в окна, вспыхнули прядки волос.
- Помер… и в раю… - Макс облизнулся, крепче притиснул к себе любимого, щекой прижимаясь к груди, чувствуя, как бьется его сердце. – Извини, я… не сдержался…
- Тебе было хорошо… - еле отдышавшись, отозвался Мир, зарываясь еще дрожащими пальцами во влажные волосы. – Я счастлив…
Закрыв глаза, он вдохнул полной грудью и приподнялся, со стоном выпуская Макса из себя. Соскользнул с колен, нашел взглядом валяющиеся джинсы, но передумал и просто оставил их в руках.
- Здесь есть душ?
- Первая дверь налево, - отозвался Макс, но выбраться из кресла не рискнул. Колени дрожали, а растянуться, едва сделав шаг перед любимым человеком – не то, чего ему хотелось от жизни. – Полотенца в стопке в шкафчике там же.
- Спасибо, - с чувством выдохнул Мир, на короткую секунду прижался к губам Макса и исчез за дверью, прижимая джинсы к груди.
Дверь, душ, вода. Мир подставил струям лицо и улыбнулся. Чуть безумно, счастливо. Тело ныло в приятной истоме, и даже саднящая боль была где-то далеко.
Кажется… Они действительно сошли с ума. Но как иначе справиться с этой дикой тягой друг к другу? Настолько сильной, что кроме желания быть вместе, слиться – это единственная потребность. Как дышать… Мир не знал. И сошел с ума. Еще тогда, утром, когда поцеловал Макса в ресторане. Открыто, забыв о том, что их может кто-то увидеть.
А Макс еще какое-то время сидел в кресле, прикрыв глаза.
Дыхание выровнялось, сердце… сердце болело. Просто потому что… как, как жить без НЕГО? Пусть в одном городе, пусть время от времени видясь, забываясь ненадолго в поцелуях, но как отпускать его в драконью башню понимая, что если его отец хоть на миг о чем заподозрит – конец всему? Как жить без него, если вдруг однажды Мир появится в театре, на репетиции, он не сдержится, не сможет не смотреть на него, и взгляд выдаст с головой, потому что сыграть безразличие к любимому, до боли, до крика желанному человеку Макс не сумеет. А Дмитрий – он все поймет. Увидит, поймет и вышвырнет его, Макса из жизни Мира как слепого котенка. И никогда, больше никогда не позволит им найтись. И отец… отец не поможет. Слишком сильные чувства читались в глазах Б…Бикбаева.
Что им останется?.. Редкие встречи, украденные поцелуи, пожатия рук?
Макс выбрался из кресла, покачнулся, но вполне уверенно добрался до кровати и упал на неразобранную постель, подгребая под себя подушку.
Ну и пусть! Даже если слышать голос в телефонной трубке, даже если больно, даже если мимолетно на заднем сидении авто, даже если пытаться играть безразличие на глазах у всех, это лучше, чем не чувствовать!
Мир закрутил кран и вышел из кабинки. Обтерся и, поморщившись от мысли натянуть на еще чуть влажную кожу джинсы, замотался в полотенце. Оно было не таким, как то большое у Макса дома и его хватило только для того, чтобы прикрыть бедра, но кого стесняться?

Мир вышел в коридор, прислушался к звукам в доме и нерешительно направился в комнату, в которой оставил Максима. Приоткрыл дверь, нашел взглядом распростертую на кровати обнаженную фигуру и, велев заткнуться снова, было, давшему о себе знать возбуждению, переступил порог. Застенчиво улыбнулся Максу и юркнул в его объятия. Обнял, прижался и, устроив голову на плече, затих. Говорить не хотелось, да и что они еще могли друг другу сказать после безумия этого дня? Мир коротко поцеловал солоноватую кожу на груди и прикрыл ресницы. Усталость навалилась почти сразу, безжалостно утягивая за собой, и Мир сдался ей, успев шепнуть только:
- Я посплю немного… хорошо?
- Спи, светлый, - шепнул Макс, улыбнувшись в ответ и крепко прижимая к себе Мира.
Никто не придет, никто не потревожит. Он это знал, чувствовал, потому и не боялся, не стыдился, не пытался спрятаться. Просто… сколько их будет: вот таких тихих минут, часов? Когда они никуда не будут спешить, нестись сломя голову, зная, что вот-завтра-вот через полчаса…
Макс нежно гладил его плечи, целовал закрытые глаза, вслушиваясь в тихое сонное дыхание, и любовался, любовался, узнавая в Мире черты его отца, понимая, может быть слишком многое о собственном отце.
- Как же они друг друга любили… - он не шептал, просто шевелились губы, почти касаясь губ любимого. – Я не мог не полюбить тебя, мой ангел… А ты – не мог не увидеть меня… Но господи… господи, пусть я всегда буду хранить твои вдохи, ангел, светлый мой…
…Он разбудил Мира, когда уже почти стемнело. Поцелуем легким, как невесомое касание крыла бабочки, провел кончиками пальцев по щеке и сбежал в душ, лишь бы только не видеть, как он станет одеваться, как скроется под тканью след от поцелуя. Потому что стоит только остановиться и обернуться – и они просто не смогут уйти. Разбежаться не смогут. А это сродни самоубийству.
Макс до упора вывернул кран с холодной водой и простоял так пока не замерз до такого состояния, когда даже губы кажутся чужими, а пальцы отказываются удерживать мягкое полотенце. Только кое-как промокнув влажную кожу, да натянув на голое тело джинсы, он выбрался назад, в комнату.
Воздух, кажется, пропитался ИХ эмоциями, чувствами, страстью. И хорошо, что Мира здесь уже не было. Макс поправил постель, убрал флакончик с маслом назад, на столик, еще раз окинул комнату взглядом и помимо воли улыбнулся. Кажется, каждый уголок дома и сада будет напоминать о Мире и этом безумном дне.
Аккуратно сложенный плед… полное отсутствие потерянного белья… Вполне одетый Мир, чинно восседающий на качелях, и потерянный взгляд. Нужно ехать. Маленькое безумие для двоих завершилось, а жаль…
…Если бы было можно – он превратил бы поездку назад в бесконечное кружение улицами Москвы. Если бы было можно – он превратил бы время в замкнутое кольцо, в тот самый день сурка, который повторяется снова и снова, только бы не прощаться, не доехав до дома Мира, заглушив мотор, цепляясь друг за друга и целуясь отчаянно, жадно, будто мало, безумно мало было уже подаренных друг другу поцелуев.
- Люблю тебя, светлый мой… - и переплести пальцы на прощание, и долго смотреть в след тонкой фигуре, растворившейся в темноте. – Меня без тебя нет…

Боже как я полюбила их.. слов нет... у меня мозг кипит от них!!!