В первый раз он встречает её вне "Приюта", когда заходит в лавку за хлебом и мясом. Она стоит у прилавка, как всегда кажущаяся немного растерянной и немного выбитой из колеи, и аккуратно пересчитывает деньги, перекладывая монетку за монеткой с ладони на деревянную доску прилавка. Губы её тихо шевелятся - похоже, она считает вслух, чтобы точно не сбиться. Лавочник - рыжий парнишка в традиционном фартуке, смотрит на неё с задумчивым интересом. Ждет оплаты он, похоже, давно, но процесс счета завораживает, а заняться нечем... Почувствовав его присутствие за спиной, она оборачивается через плечо, несмело улыбается, шепчет какое-то приветствие. Он учтиво кивает в ответ. И с этого момента всё и начинается.
Второй раз - возле Собора. Она стоит, запрокинув голову, прижимая ладони к груди, и смотрит на вершину остановившимся взглядом. Больше всего похоже, что она молится, и, не желая тревожить, он аккуратно обходит её стороной. Логика, конечно, требует тронуть её за плечо и втолковать всю бессмысленность и даже опасность такого занятия... Но она выглядит такой наивно-уверенной, сосредоточенной и несчастной, что он просто проходит мимо, решив не отнимать у неё хоть какое-то подобие надежды.
Третий раз она сидит в кабаке у Андрея, тихонько, в уголке, и пьет травяной отвар. Не твирин - от неё не пахнет даже намеком на алкоголь - просто что-то пряное и горячее, наверное, похожее на чай. Ему она только несмело улыбается, глядя как-то печально и смущенно. Он походя кивает ей, и, чувствуя некоторую неловкость, проходит мимо. Можно бы, конечно, остановиться и заговорить... Но о чем, в самом деле?
Так и идет - раз за разом, в лавках, на улицах, иногда - у Анны или Юлии. Она каждый раз неловко молчит, смотрит честным жалостным взглядом. Несчастная, выцветшая прежде времени девушка в мышиного цвета платье, без следа косметики на лице. Её жаль, даже в этом аду, даже в разворачивающейся вокруг трагедии. Она слишком печальна и молчалива, чтобы её не жалеть.
...Он встречает её на складах - она спешит куда-то, удерживая норовящие разлететься в разные стороны концы шали, пропахший гнилью ветер треплет её волосы, а туфельки без каблуков стучат глухо и как-то безнадежно. На лице у неё странная смесь страха и осознания собственного долга, и он удивляется, что же могло погнать её, вечно испуганную и удивленную сюда, в это страшноватое злое место, где даже ему неуютно. А ведь у него в кармане револьвер... Пробегает мимо, даже не заметив, сворачивает куда-то в лабиринт складов, и он только собирается идти дальше - ведь дела не ждут, и спешить, как всегда, жизненно необходимо - когда сзади доносится женский вскрик. Не настоящий крик или визг, а именно придушенный писк, тихий и без малейшей надежды на спасение. Разумеется, он разворачивается. Не потому что так уж тянет быть рыцарем без белого коня. Просто жалко её. Да и револьвер из кармана никуда не делся.
А потом она тихо всхлипывает - даже не плачет, а именно придушенно всхлипывает, чуть ли не сползая на мостовую по стене склада. Кажется, сказывается не пережитый страх, а какая-то детская, почти иррациональная обида - быть может, она думала, что её не тронут? Наивность, простительная в мирное время, но сейчас откровенно глупая. Он почти насильно закутывает её в её же шаль, мысленно чертыхаясь утирает бегущие по щекам слезы - как ребенку. Она просто не берет платок, смотрит куда-то мимо него, и в конце концов он просто ударяет её по щеке, наотмашь. Наверняка очень больно, но хотя бы взгляд у неё становится осмысленнее. Она утыкается в платок, плечи у неё уже по-настоящему сотрясаются, и он всё-таки обнимает её, шепчет что-то успокаивающее. Правда, его успокаивающее пестрит медицинскими научными терминами, но важен ведь именно тон голоса, а не сами слова... В "Приют" он отводит её лично, придерживая за локоть и пытаясь отвлечь разговором. У него, конечно, есть дела, но не бросать же её одну посреди улицы?
...На следующий день он заходит к ней сам, настойчиво просит не выходить наружу, и как-то незаметно остается на чай.
-
-
02.12.2011 в 00:32В первый раз он встречает её вне "Приюта", когда заходит в лавку за хлебом и мясом. Она стоит у прилавка, как всегда кажущаяся немного растерянной и немного выбитой из колеи, и аккуратно пересчитывает деньги, перекладывая монетку за монеткой с ладони на деревянную доску прилавка. Губы её тихо шевелятся - похоже, она считает вслух, чтобы точно не сбиться. Лавочник - рыжий парнишка в традиционном фартуке, смотрит на неё с задумчивым интересом. Ждет оплаты он, похоже, давно, но процесс счета завораживает, а заняться нечем...
Почувствовав его присутствие за спиной, она оборачивается через плечо, несмело улыбается, шепчет какое-то приветствие. Он учтиво кивает в ответ.
И с этого момента всё и начинается.
Второй раз - возле Собора. Она стоит, запрокинув голову, прижимая ладони к груди, и смотрит на вершину остановившимся взглядом. Больше всего похоже, что она молится, и, не желая тревожить, он аккуратно обходит её стороной. Логика, конечно, требует тронуть её за плечо и втолковать всю бессмысленность и даже опасность такого занятия... Но она выглядит такой наивно-уверенной, сосредоточенной и несчастной, что он просто проходит мимо, решив не отнимать у неё хоть какое-то подобие надежды.
Третий раз она сидит в кабаке у Андрея, тихонько, в уголке, и пьет травяной отвар. Не твирин - от неё не пахнет даже намеком на алкоголь - просто что-то пряное и горячее, наверное, похожее на чай. Ему она только несмело улыбается, глядя как-то печально и смущенно. Он походя кивает ей, и, чувствуя некоторую неловкость, проходит мимо. Можно бы, конечно, остановиться и заговорить... Но о чем, в самом деле?
Так и идет - раз за разом, в лавках, на улицах, иногда - у Анны или Юлии. Она каждый раз неловко молчит, смотрит честным жалостным взглядом. Несчастная, выцветшая прежде времени девушка в мышиного цвета платье, без следа косметики на лице. Её жаль, даже в этом аду, даже в разворачивающейся вокруг трагедии. Она слишком печальна и молчалива, чтобы её не жалеть.
...Он встречает её на складах - она спешит куда-то, удерживая норовящие разлететься в разные стороны концы шали, пропахший гнилью ветер треплет её волосы, а туфельки без каблуков стучат глухо и как-то безнадежно. На лице у неё странная смесь страха и осознания собственного долга, и он удивляется, что же могло погнать её, вечно испуганную и удивленную сюда, в это страшноватое злое место, где даже ему неуютно. А ведь у него в кармане револьвер...
Пробегает мимо, даже не заметив, сворачивает куда-то в лабиринт складов, и он только собирается идти дальше - ведь дела не ждут, и спешить, как всегда, жизненно необходимо - когда сзади доносится женский вскрик. Не настоящий крик или визг, а именно придушенный писк, тихий и без малейшей надежды на спасение. Разумеется, он разворачивается. Не потому что так уж тянет быть рыцарем без белого коня. Просто жалко её. Да и револьвер из кармана никуда не делся.
А потом она тихо всхлипывает - даже не плачет, а именно придушенно всхлипывает, чуть ли не сползая на мостовую по стене склада. Кажется, сказывается не пережитый страх, а какая-то детская, почти иррациональная обида - быть может, она думала, что её не тронут? Наивность, простительная в мирное время, но сейчас откровенно глупая. Он почти насильно закутывает её в её же шаль, мысленно чертыхаясь утирает бегущие по щекам слезы - как ребенку. Она просто не берет платок, смотрит куда-то мимо него, и в конце концов он просто ударяет её по щеке, наотмашь. Наверняка очень больно, но хотя бы взгляд у неё становится осмысленнее. Она утыкается в платок, плечи у неё уже по-настоящему сотрясаются, и он всё-таки обнимает её, шепчет что-то успокаивающее. Правда, его успокаивающее пестрит медицинскими научными терминами, но важен ведь именно тон голоса, а не сами слова...
В "Приют" он отводит её лично, придерживая за локоть и пытаясь отвлечь разговором. У него, конечно, есть дела, но не бросать же её одну посреди улицы?
...На следующий день он заходит к ней сам, настойчиво просит не выходить наружу, и как-то незаметно остается на чай.
-
-
02.12.2011 в 18:08заказчик
-
-
02.12.2011 в 18:35-
-
28.11.2017 в 20:28