Исполнение 1.
807 слов. Страшный внелимит, автор извиняется =_=

Маски бессмертны - всякий, надевающий Коготь Исполнителя или белое лицо Трагика, знает это. Маски не могут умереть. Всегда будут жить высокие угрюмые птицы и строгие черные мимы. Всегда будут ложится их тени на стены. Всегда будут пугаться их дети.
Маски - бессмертны, как бессмертны и роли. Вот только актеры - нет.

...В каждой жизни случается миг, когда зеркало с безжалостной ясностью отражает тени под глазами, сеть незримых пока для невнимательных зрителей морщин и первый седой волос. Когда в одно утро становится неожиданно трудно встать с постели, а засидевшись всю ночь за пьесой, рискуешь получить страшнейшую головную боль. Когда вдруг становится кристально ясно - двадцать лет, самое большее, на что ты можешь рассчитывать.
Это страшный миг. Миг, когда смерть становится за плечом, трогает за локоть костлявой дланью, и напоминает о себе каждое мгновение, до тех пор, пока ты не переступишь последнюю черту.
Такой миг наступает в любой жизни. Но для бессменного импресарио Масок он оказался неприятным сюрпризом.
В то утро Марк просидел перед зеркалом дольше, чем обычно. Хмурился, прикрывал то один глаз, то другой, с неприязнью разглядывал собственное отражение. Как-то так получалось, что всю жизнь он почитал себя бессмертным - в тон фамилии, ролям и маскам. Выходя на сцену, он всегда чувствовал себя демиургом, магов, волшебником, всесильным и способным на любую победу. Но сейчас вдруг внезапно оказалось, что победить смерть не в силах даже он, как бы его не звали, и сколько бы раз костлявая не обходила до этого.
Впрочем, к чести Марка, оправился он быстро. Полчаса на констатацию факта и его осознание. А дальше деятельный и всегда тонко чувствующий ткань судеб маэстро взялся за то, что успешно откладывал последние пятнадцать лет, почитая себя слишком молодым.
Он задумался о преемнике.
Сомнений в том, что Театр должен жить, у него не возникало и не могло возникнуть. Если бессмертны маски и бессмертны роли, то Театр должен быть тем более бессмертен. Но, чтобы он продолжал жить, нужен человек, который возьмет на себя эту заботу. В труппе подходящих кандидатур не было. Да, актеры любили свою работу. Да, знали свои роли. Но того, кто способен слышать и чувствовать, кроить пророческие Пантомимы на кончиках пальцев, среди них не нашлось.
Марка это, впрочем, не сильно опечалило. Город велик, каким бы маленьким не казался. Где-то, ещё не зная того, должен был жить человек, способный слушать и слышать. Видеть и понимать. Нужно только нашарить его в бессмысленных переплетениях нитей. Только почувствовать. Только уговорить.

Озарение пришло внезапно, словно обухом по затылку огрело, словно водопадом ледяной воды на голову пролилось. Кто слышит в этом сумасшедшем Городе лучше всех? Дети. Кто играет в куклы, считая их живыми? Дети. Кто легче поверит и подчинится? Тоже дети, кто же ещё.
А дальше вышло совсем просто. Встретилась на парковой дорожке черноволосая сиротка из вагончика, улыбнулась почти по-взрослому, взглядом проводила. И - пробрало, предчувствием пробежались по хребту мурашки от этого взгляда. Да ещё Пророк ночью пришел, шурша крысиным хвостом по полу, шепнул издевательски - "Что, неужели не узнал? Стареешь, право. Стареешь".
Так и вышло, что на следующий же день стоял Марк Бессмертник у двери вагончика и пытался придать профессиональному оскалу хоть капельку искренности. Выходило у него отвратительно.
***
-Вагу держат легче, милейшая моя ученица. Как птицу. Сильно стиснешь - улетит, будешь держать слишком легко - вырвется. Вага должна свободно качаться в пальцах. Не следует цепляться за неё, как утопающий за соломинку...
Светится одинокий прожектор. На сцене маленькая девочка искренне пытается повторить показанный жест, следуя инструкциям вышагивающего перед ней театрала. "Учится надо на сцене, - сказал он в первый день и ловко подсадил Мишку наверх. - Иначе выйдет глупость. Да и привыкнуть надо. Надо, надо, надо..."
Тени кукол вышагивают по стене. Марк, отчаявшись добиться чего-то примером, аккуратно поправляет детские пальцы. В сумраке, в глубине зала, прячутся Трагик и Исполнитель. С явным интересом следят за процессом обучения.
-Что-то мне подсказывает, что если при нём были драмы, то при этой - одни трагедии, - шепчет Трагик коллеге, приподнимаясь на цыпочки. Кажется, ему чем-то не нравится сирота с угрюмыми глазами.
-Предрекаю, - глухо изрекает из-под Когтя Исполнитель, во взгляде которого так и светится неприкрытый скепсис - В связи с полом означенной особы, наш Театр перейдет исключительно на любовную лирику.
Трагик в ужасе прижимает к щекам тонкие черные пальцы. Любовная лирика страшит его даже больше, чем трагедии. Марк, услышавший в зале шепотки, сердито махает на них рукой, чтобы не мешали. Его, как ни странно, занимает учеба Воспитанником он был, наставником - ещё нет, а всё новое ему интересно.
Маски, подчиняясь его жесту, исчезают в темноте коридоров.
Старый Театр прислушивается к дыханию малышки, ещё не решив, принимать ли её.
Куклы устроили тотализатор в своём углу - ставят на то, что Мишка будет хуже Марка или лучше его, что она продержится до конца, или уйдет, разочаровавшись в искусстве шутов и мимов.
Сама Мишка слушает Театр, как до этого слушала травы и землю. Ей здесь нравится - темное здание полно тайн, почти как земные недра.
Только расстается оно с ними капельку охотнее.

Не извиняйтесь, мне очень нравится. Особенно диалог Исполняшки и Трагика
заказчик