Их сына зовут Владом. И пусть смеются над отсутствием фантазии, пусть говорят, что есть много других хороших имен. Капелла только улыбается, пряча на дне глаз мягкое упрямство, а Хан только разводит руками. Это был первый вопрос, по которому он не стал спорить с женой вообще. Никак. Потому что понял по взгляду, по скрещенным на груди рукам - бесполезно. Он к тому времени, когда родился их первенец, вообще хорошо научился разбирать её эмоции. У малыша светлые глаза матери - привет от Ольгимских, их вечного серебристого тумана - светлые волосы отца. Он похож разом на обоих родителей - мечтатель и непоседа, он любит книги и верит в невозможное. Дитя разом и Ольгимских, и Каиных, купцов и чернокнижников, несет в себе слившееся родство. Он создает самые невероятные проекты - вроде батискафа, в котором можно спустится на дно Горхона - и высчитывает всё до мелочей. Одновременно практик и мистик, странный, невозможный сплав... Хан иногда задумчиво смотрит на сынишку, что-нибудь мастерящего прямо посреди гостиной, и думает, что он похож на Симона. Больше, чем на них обоих вместе взятых - на Симона. Деда-демиурга, внука не заставшего... Давно отгорели страсти, давно рассыпалась былая вражда. В доме пахнет молоком и медом, Белая Хозяйка печет пирожки и любит принимать гостей, правитель по вечерам выпивает самую малость твирина со старыми врагами, их маленький сын придумывает, как сделать из простыни крылья или хотя бы парашют. Спасенный в детстве Город ластится к рукам своих хозяев. И как бы удивились отцы, будь они живы, увидь своих повзрослевших детей... Вечером Капелла заплетает волосы в косу, и рассказывает сбежавшимся со всего Города ребятишкам сказки. Хан сидит у её ног, откинув голову ей на колени, и слушает причудливую смесь слов, блаженно жмурясь. Всё хорошо.
Это так смешно, но никто не зовет их по именам. Каспар и Виктория - потерялись, истерлись в памяти. Дети никогда не знали их другими - только Хана и Капеллу, хозяев нового мира - взрослые постепенно привыкли. Несерьезные, данные нечаянно прозвища, обернулись настоящей сутью. И только когда они остаются вдвоем, наедине - старые, данные при рождении имена звучат снова. Как знак принадлежности к одному кругу, как знак предельной искренности, как знак общей тайны. В конце концов, вражда их умерла в муках чуть ли не десяток лет назад. А может быть, она никогда и не рождалась?
В Городе цветет вишня - новшество, принесенное молодыми Хозяйками ещё в первые годы - розовые, белые лепестки облетают на мостовые. По вечерам Хан берет жену под руку, и они идут гулять по обновленным, бело-розовым улицам, пахнущим сладко и тонко. Оба любят свой Город до самозабвения - именно из-за этой любви и случилась другая любовь, та, что только их - им не надоедает бродить по одним и тем же переулкам и дворам, улыбаться, видя одни и те же лица... Если Город Марии - тот, что там и не воплотился в жизнь - можно было бы называть хрустальным, то Город Людей зовут светлым - как ребенок, дремлет он на руках хозяйского триумвиата, прячется за спины троицы правителей. Однажды спасенный от смерти, щедро дарит простые житейские радости, и в волосах Капеллы путаются белые лепестки вишни - как снег... -Наш сын родится в следующую весну, - говорит она, не стремясь стряхнуть их с волос - Когда так же будут цвести вишни. Ветер кружит вокруг них, поднимая подобие метели, и, конечно, Хану и в голову не придет усомниться - за годы и годы, давно уже ясно - она не ошибается никогда. Где-то вдалеке слышен детский смех. Словно Город тоже радуется, и тоже и не думает сомневаться.
-
-
28.02.2012 в 18:45278 слов.
Их сына зовут Владом.
И пусть смеются над отсутствием фантазии, пусть говорят, что есть много других хороших имен. Капелла только улыбается, пряча на дне глаз мягкое упрямство, а Хан только разводит руками. Это был первый вопрос, по которому он не стал спорить с женой вообще. Никак.
Потому что понял по взгляду, по скрещенным на груди рукам - бесполезно.
Он к тому времени, когда родился их первенец, вообще хорошо научился разбирать её эмоции.
У малыша светлые глаза матери - привет от Ольгимских, их вечного серебристого тумана - светлые волосы отца. Он похож разом на обоих родителей - мечтатель и непоседа, он любит книги и верит в невозможное. Дитя разом и Ольгимских, и Каиных, купцов и чернокнижников, несет в себе слившееся родство. Он создает самые невероятные проекты - вроде батискафа, в котором можно спустится на дно Горхона - и высчитывает всё до мелочей. Одновременно практик и мистик, странный, невозможный сплав... Хан иногда задумчиво смотрит на сынишку, что-нибудь мастерящего прямо посреди гостиной, и думает, что он похож на Симона. Больше, чем на них обоих вместе взятых - на Симона. Деда-демиурга, внука не заставшего...
Давно отгорели страсти, давно рассыпалась былая вражда. В доме пахнет молоком и медом, Белая Хозяйка печет пирожки и любит принимать гостей, правитель по вечерам выпивает самую малость твирина со старыми врагами, их маленький сын придумывает, как сделать из простыни крылья или хотя бы парашют.
Спасенный в детстве Город ластится к рукам своих хозяев. И как бы удивились отцы, будь они живы, увидь своих повзрослевших детей...
Вечером Капелла заплетает волосы в косу, и рассказывает сбежавшимся со всего Города ребятишкам сказки. Хан сидит у её ног, откинув голову ей на колени, и слушает причудливую смесь слов, блаженно жмурясь.
Всё хорошо.
-
-
28.02.2012 в 18:59Скоро cтанет местным мемом)
Их сына зовут Владом.
Прям вторые "Сто лет одиночества"...
Нравится!)
случайный прохожий
-
-
28.02.2012 в 19:56295 слов.
Это так смешно, но никто не зовет их по именам.
Каспар и Виктория - потерялись, истерлись в памяти. Дети никогда не знали их другими - только Хана и Капеллу, хозяев нового мира - взрослые постепенно привыкли. Несерьезные, данные нечаянно прозвища, обернулись настоящей сутью.
И только когда они остаются вдвоем, наедине - старые, данные при рождении имена звучат снова. Как знак принадлежности к одному кругу, как знак предельной искренности, как знак общей тайны.
В конце концов, вражда их умерла в муках чуть ли не десяток лет назад. А может быть, она никогда и не рождалась?
В Городе цветет вишня - новшество, принесенное молодыми Хозяйками ещё в первые годы - розовые, белые лепестки облетают на мостовые. По вечерам Хан берет жену под руку, и они идут гулять по обновленным, бело-розовым улицам, пахнущим сладко и тонко. Оба любят свой Город до самозабвения - именно из-за этой любви и случилась другая любовь, та, что только их - им не надоедает бродить по одним и тем же переулкам и дворам, улыбаться, видя одни и те же лица...
Если Город Марии - тот, что там и не воплотился в жизнь - можно было бы называть хрустальным, то Город Людей зовут светлым - как ребенок, дремлет он на руках хозяйского триумвиата, прячется за спины троицы правителей. Однажды спасенный от смерти, щедро дарит простые житейские радости, и в волосах Капеллы путаются белые лепестки вишни - как снег...
-Наш сын родится в следующую весну, - говорит она, не стремясь стряхнуть их с волос - Когда так же будут цвести вишни.
Ветер кружит вокруг них, поднимая подобие метели, и, конечно, Хану и в голову не придет усомниться - за годы и годы, давно уже ясно - она не ошибается никогда.
Где-то вдалеке слышен детский смех. Словно Город тоже радуется, и тоже и не думает сомневаться.
-
-
28.02.2012 в 23:52Автор (авторы?), спасибо. Чудесно написаны оба.
*не заказчик*
-
-
12.03.2012 в 16:59заказчик
-
-
12.03.2012 в 19:48Скоро cтанет местным мемом)
А к чему я, по-вашему, стремлюсь? )