Влад не мог решить, что было страшнее: отмеченные ненавистью и мстительным удовольствием лица коренных степняков, помнивших весь ад запертого Термитника с бушевавшей внутри эпидемий и звериной паникой, или блеск в чёрных глазках пятилетней Матери-Настоятельницы - как же, привели новую игрушку. Куда лучше плюшевых бычков, живую, говорящую...
Пленник навскижку вспоминал обычаи Уклада, связанные с наказанием виновных. Мысли путались, словно не желая доставать многие совсем не обнадеживающие подробности из глубин памяти фольклориста. Им, в сущности, всё равно, кто обрёк Термитник на мучительную пытку. Им нужен был виновный - любой; просто бы на ком выместить боль своего отчаяния. Он, осмелившись поднять взгляд на маленькую повелительницу одонхе, уже по одной несвойственной её возрасту взрослости чувствовал - она, как истинная Мать, разделила всё со своим народом.
Его участь... или её, что так скоро лишила детства, венчая ответственностью крохотную фигурку, уполномоченную решать одним жестом - в том числе его судьбу... Влад не мог решить, что было страшнее.
Влад только поморщился, когда мясники скрутили ему руки за спиной; молчал, пока черви тащили на третий этаж и по коридору, освещённому факелами. Увидев девочку с лукавой улыбкой, он рухнул на колени и заплакал: - Прости меня, матушка. Сделаю всё, что скажешь, только прости. Тая захлопала в ладоши: - Придумала! Теперь ты всегда будешь со мной! От благодарности и облегчения у Влада перехватило дыхание, и он принялся зацеловывать маленькие истёртые башмачки.
*** Данковский всё сделал правильно. "Всё сделал правильно", - повторял он, приходя в сознание после посещения Боен; собирая карабины для младшего Каина; бегая между особняками трёх девушек в попытке разобраться в их интригах. Но одного взгляда Тяжёлого Влада оказалось довольно, чтобы чувство вины прожгло до самого нутра, и на закате девятого дня эпидемии Данковский, закончив с делами, торопился в Термитник. - Спасибо, что принёс игрушку! - пропела Тая Тычик, завидя гостя. - Я не... Данковский осёкся. На возвышении рядом с Таей стоял, под венком из осенних листьев, человеческий череп.
С верхних этажей кто-то закричал. Все громче и громче, на одной ноте, без всякого выражения – один, потом двое, трое, еще несколько, он сбился со счета. На спине выступил холодный пот – так кричат, когда случается что-то безнадежное, так кричат обреченные, умирающие страшной смертью, без надежды на помощь… Мать что-то ворчливо выговаривала игрушечному бычку, не поднимая на пленника глаз. Казалось, она и не замечает вовсе ужасного шума, сводившего с ума. К крикам начали примешиваться другие – стоны, вопли, проклятия, разборчивые, человеческие, понятные. Страшную судьбу обещали с верхних этажей «предателям», проклинали их, все кары небесные обещали. Трещали потолки, запоры у лестниц ходуном ходили, с мерзким звуком чье-то тело упало с балюстрады. Никогда не думал Влад, как хорошо, как четко слышно здесь, в комнате Матери весь хаос Термитника. - Мы тоже растерялись, - Мать не ему говорит, а бычку своему. – Вот и случилось так, что заперли мы их наверху. А еда у них быстро кончилась… Тишина наступает сверху, страшная тишина, неподвижная. Дышат там люди, но не шевелятся… - Мы тебя судить не будем. К ним пойдешь, им скажешь, зачем запер. А пока жди. Гудит Термитник, живет как всегда жил, а выше третьего этажа – дремлют, не движутся, силы не тратят. Тоже ждут. А потом снова кричат.
-
-
05.03.2012 в 21:22Влад не мог решить, что было страшнее: отмеченные ненавистью и мстительным удовольствием лица коренных степняков, помнивших весь ад запертого Термитника с бушевавшей внутри эпидемий и звериной паникой, или блеск в чёрных глазках пятилетней Матери-Настоятельницы - как же, привели новую игрушку. Куда лучше плюшевых бычков, живую, говорящую...
Пленник навскижку вспоминал обычаи Уклада, связанные с наказанием виновных. Мысли путались, словно не желая доставать многие совсем не обнадеживающие подробности из глубин памяти фольклориста.
Им, в сущности, всё равно, кто обрёк Термитник на мучительную пытку. Им нужен был виновный - любой; просто бы на ком выместить боль своего отчаяния.
Он, осмелившись поднять взгляд на маленькую повелительницу одонхе, уже по одной несвойственной её возрасту взрослости чувствовал - она, как истинная Мать, разделила всё со своим народом.
Его участь... или её, что так скоро лишила детства, венчая ответственностью крохотную фигурку, уполномоченную решать одним жестом - в том числе его судьбу... Влад не мог решить, что было страшнее.
-
-
10.03.2012 в 00:25Влад только поморщился, когда мясники скрутили ему руки за спиной; молчал, пока черви тащили на третий этаж и по коридору, освещённому факелами. Увидев девочку с лукавой улыбкой, он рухнул на колени и заплакал:
- Прости меня, матушка. Сделаю всё, что скажешь, только прости.
Тая захлопала в ладоши:
- Придумала! Теперь ты всегда будешь со мной!
От благодарности и облегчения у Влада перехватило дыхание, и он принялся зацеловывать маленькие истёртые башмачки.
***
Данковский всё сделал правильно. "Всё сделал правильно", - повторял он, приходя в сознание после посещения Боен; собирая карабины для младшего Каина; бегая между особняками трёх девушек в попытке разобраться в их интригах. Но одного взгляда Тяжёлого Влада оказалось довольно, чтобы чувство вины прожгло до самого нутра, и на закате девятого дня эпидемии Данковский, закончив с делами, торопился в Термитник.
- Спасибо, что принёс игрушку! - пропела Тая Тычик, завидя гостя.
- Я не...
Данковский осёкся. На возвышении рядом с Таей стоял, под венком из осенних листьев, человеческий череп.
-
-
10.03.2012 в 21:12заказчик
-
-
10.03.2012 в 21:48Автор-2.
-
-
19.03.2012 в 20:32С верхних этажей кто-то закричал. Все громче и громче, на одной ноте, без всякого выражения – один, потом двое, трое, еще несколько, он сбился со счета. На спине выступил холодный пот – так кричат, когда случается что-то безнадежное, так кричат обреченные, умирающие страшной смертью, без надежды на помощь… Мать что-то ворчливо выговаривала игрушечному бычку, не поднимая на пленника глаз. Казалось, она и не замечает вовсе ужасного шума, сводившего с ума.
К крикам начали примешиваться другие – стоны, вопли, проклятия, разборчивые, человеческие, понятные. Страшную судьбу обещали с верхних этажей «предателям», проклинали их, все кары небесные обещали. Трещали потолки, запоры у лестниц ходуном ходили, с мерзким звуком чье-то тело упало с балюстрады. Никогда не думал Влад, как хорошо, как четко слышно здесь, в комнате Матери весь хаос Термитника.
- Мы тоже растерялись, - Мать не ему говорит, а бычку своему. – Вот и случилось так, что заперли мы их наверху. А еда у них быстро кончилась…
Тишина наступает сверху, страшная тишина, неподвижная. Дышат там люди, но не шевелятся…
- Мы тебя судить не будем. К ним пойдешь, им скажешь, зачем запер. А пока жди.
Гудит Термитник, живет как всегда жил, а выше третьего этажа – дремлют, не движутся, силы не тратят. Тоже ждут.
А потом снова кричат.
-
-
19.03.2012 в 21:00Ух, здорово.
-
-
19.03.2012 в 21:06Даже меня, читателя ужасоов со стажем, пробрало.
Не заказчик.
-
-
19.03.2012 в 21:08заказчик
-
-
19.03.2012 в 21:13Заказчик, спасибо! Приятно попасть в цель)