NAVIGARE NECESSE EST, VIVERE NON EST NECESSE][Я шел домой. И я попал домой.(с)]Должен же кто-то, ягодка, быть плохим
смущаться перед читателями и отбиваться от всякого разного я могу сколько душеньке угодно, но это ж не главное, а главное - ловите)
предыдущее тутwww.diary.ru/~ingadar/p151687301.htm
www.diary.ru/~ingadar/p152808500.htm
www.diary.ru/~ingadar/p153213902.htm
www.diary.ru/~ingadar/p153377348.htm
www.diary.ru/~ingadar/p163459107.htm
www.diary.ru/~ingadar/p163516211.htm
www.diary.ru/~ingadar/p163545343.htm
www.diary.ru/~ingadar/p163614154.htm
www.diary.ru/~ingadar/p164256663.htm
www.diary.ru/~ingadar/p164336332.htm
www.diary.ru/~ingadar/p166672421.htm
www.diary.ru/~ingadar/p166731112.htm
www.diary.ru/~ingadar/p166776460.htm
www.diary.ru/~ingadar/p166811911.htm
www.diary.ru/~ingadar/p167029819.htm
www.diary.ru/~ingadar/p167134640.htm
www.diary.ru/~ingadar/p167157328.htm
www.diary.ru/~ingadar/p167296853.htm
www.diary.ru/~ingadar/p167617147.htm
www.diary.ru/~ingadar/p169230304.htm
www.diary.ru/~ingadar/p169322053.htm
www.diary.ru/~ingadar/p169371159.htm
www.diary.ru/~ingadar/p169403017.htm
www.diary.ru/~ingadar/p169507057.htm
www.diary.ru/~ingadar/p169701769.htm
www.diary.ru/~ingadar/p169813399.htm
www.diary.ru/~ingadar/p170164737.htm
www.diary.ru/~ingadar/p171242263.htm
www.diary.ru/~ingadar/p171587249.htm
www.diary.ru/~ingadar/p171872376.htm
последний на сейчас кусок бытовухи во городе Мьенже, в котором непонятное объясняется через непонятное)
тык А Дом Трав – на подъеме, на лестнице – встретил Саайре неожиданным. Песней. Слышал и знал – у Наставника много такого водилось в памяти, что перебирала – словами, ритмом; не только привычным Каноном – и чужим, глухим распевом. Можно было приостановить, спросить. Звук только, когда лехта Льеанн начинала петь, всегда был другой. Разговором для близких – от негромкого шепота до почти беззвучного голоса, слышного где-то еще… А сейчас голоса много, и четко – течет, наполняет собой весь коридор… поддерживает – звонкий, сбивающийся, настоящий родничок другого голоса. «А Илье хорошо поет», - это сначала. Потом – удивление, что песня звучит на фаэ. Знал, конечно. Чуть был постарше той девочки, когда останавливал напев Льеанн вполголоса – да вот первой их зимой, над жаровней, просил перевести – и слушал странные степные дорожные песни. Про огонь и про возвращение домой. Оказывается, у нее есть и на общем языке слова, которые можно петь. Как ни странно звучит на нем этот долгий, чуть-чуть меняющий звуки распев. Слушать из коридора. Потом – попросить разрешения войти.
- Теплого вечера, Саайре, - они сидят рядом. На ширдэне. У того самого фонаря с огнем. (…а его кто из Башни прихватил? Кажется, когда досюда девочку несли.) – Припозднился. Все хорошо. Не голодный?
- Н-нет…
- А сладкого Илье сказала тебе оставить. Там… праздничный ягодник.
А по полу – дальше, от ширдэна – блики фонаря по стеклышкам мозаики. Выложены – ряд за рядом, оттенок за оттенком, от полной глубины до прозрачного размыва цвета.
- Извини, Саайре, - а девочка Илье распелась, и голос у нее звонкий, совсем живой. – Вот, уснула… И я еще твою коробку разворошила. - Я... - сбивается, передает на руку лехта Льеанн такое, уже почти доверчивое - "подскажите".
- Я помогала Искорке вспомнить, как цвета называются, - говорит Льеанн, - стеклышки пригодились. Я соберу потом.
"Ладно", - отмахнуться. И у Илье спросить:
- Как, вспоминаются?
- Почти... все, - говорит она. И укладывает - как очень значимое. - Они цветные, - проводит ладонью, как вбирает огненные блики, Саайре придется подумать рядом дурацкое, что вот сейчас уже ее ладонь не кажется прозрачной. - А потом стемнело, и мы огонь зажгли, - она задумывается, глубоко. Поднимает стеклышко. Густо-темно красное. Смотрит сквозь него на фонарь. - Нет... лехта Льеанн, я стараюсь понимать... И... я сама, по правде, не боюсь огня. Он цветной и теплый. Это... там, - убирает ладонь, обхватывает руками коленки. Съеживается. - Я должна это все прямо сейчас рассказать?
- Нет. Тогда, когда захочешь. И сможешь. Если захочешь, - говорит Льеанн. Знать бы, какой раз за день. Убедительности она точно не потеряла.
- Мне там очень страшно, - говорит Илье, не выбираясь из своего "кокона". - Если... вы исчезнете - я увижу это снова? Я там… была, - она смотрит на огонь, очень далеко смотрит. Саайре бросит взгляд на Наставника, как спрашивая у Льеанн: «Не пустим?» - Это… глубоко. Вот где фонари… те – ваши – над городом, это совсем верх. А это очень глубоко, - говорит как спит. Безоружно. А пальцы Льеанн высоким счетом подбирают что-то: «так»… Уже третье «что-то» подсчитали. – Там страшно. Там девочка. И огонь, и вот-вот… - и явно – возвращается, смаргивает и звонче. – Лехта Льеанн, вы говорили – там не бывает огня. Он там… есть.
- Я говорила: настоящий живой огонь видно и из серых земель. Из мест, где тебе пришлось быть. На него можно выйти. Если знать, как идти, - взвешивает что-то, не распрямляя пальцев. – Я еще скажу, мы – живые. Все. Мы не исчезнем. Искорка…ты – видела на глубоких слоях Изнанки – там, где очень глубоко – огонь?
Вопрос очень – внимательный. Больше, чем Наставника. За ним – тишина. Потом Илье разворачивается из своего кокона, одним, неловким движением сгребает – часть цветного расклада стеклышек, быстро, со звоном:
- А может, я вообще ее придумала. И все вообще. Вы что – мне верите?
- Верю, - очень спокойно говорит Льеанн. – Это место моей работы. Сначала – верю в то, что о воздействии Изнанки и ее созданиях очень хочется сказать «придумано»… всем, кто сталкивается. Только это редко помогает. Они существуют. И это правда.
- Вы… там тоже есть, - тихо говорит Илье.
- Есть. И я там умею. Извини, я не могу разрешить тебе там проваливаться… глубже, - Льеанн собирается продолжить фразу, но замолкает.
Голос у девочки снова – спящий, прозрачный:
- А я не знаю, есть там огонь или нет… Я там не видела, я там была. Или не я… но была, и знаю. И боюсь совсем – но не я. Только этого не помню. Сейчас помню. Там другая. Она девочка и она дома… И там огонь…
…Иногда за ними может прийти, окружить и смотреть огонь. Горячий. Который сейчас придет совсем. Но не приходит.
- Это может быть? – спрашивает девочка Илье. И видно – вот просто совсем видно – что Льеанн ее держит.
- Возможно, - медленно говорит Льеанн. – Да, предполагаю, что это – есть…
- Вы мне расскажете, что я… чувствую не так? – медленно говорит девочка, отпускает с ладони горсть набранных стеклышек – течь, шуршать…
- Именно это? – вот сейчас лехта Льеанн распрямляет пальцы, отпускает сосчитанное. – Извини, не смогу. Ты чувствуешь то, что с тобой есть. Я – правильно понимаю? Того, что ты рассказываешь – можно бояться. Я… - и ладонь взвешивает – недолго, - да, я тоже боюсь. Я… надеюсь, что много понимаю в устройстве мира, который начинается за миром живых – я зову его Изнанкой, еще – серыми землями света лишенными, еще – землей Сумерек, но у него много имен и ни одно не подходит. Но не понимаю, как ты сумела пройти до земель на самой его глубине – и достаточно остаться… чтобы вернуться. Я… очень не люблю работать, когда я не понимаю, - отряхивает ладонь. И говорит дальше. Неожиданное, потому что звучит высокий фаэ – пусть стершийся, привычный. Формула вопроса. Внутренняя. Храмовая. – Илье, разреши тебя спросить – при том, кто нас слышит вместе?
Девочка ждет. Смотрит на Саайре.
- Да.
- Я спрошу тебя еще раз: ты хочешь вернуться? Быть в мире живых и встать на свое место?
Новое стеклышко – звонко – отряхивается случайно: зацепилось за что-то, теперь слетело, вслед за вопросительным жестом. Ну – надо же ей ответить – куда?
- Ну – сюда, - улыбнется Саайре, - к нам.
А вот теперь Илье выберется из своего «кокона»:
- Мне у вас хорошо… здесь – живое. Лехта Льеанн, да – я хочу, - она молчит, долго смотрит сначала на фонарь, потом вверх, над ним, в темноту за потолочными балками. – Лехта Льеанн, вы можете мне совсем рассказать, что… почему я такая и кто они… там, на дне? Они… больше не придут, если я буду?
- Не должны. Да, могу…
А это девочка отталкивает. Вдруг, ладонью. Смотрит туда же – в потолок, в верхний угол.
- Извините, а можно потом? Там темно и я боюсь.
- Хорошо. Время, правда, не самое устойчивое. А пока мы просто будем здесь, хорошо? – это уже Саайре ловит на ладонь. Потому что стеклышки все равно разворошили… и потому что – а как проще не бояться?
- Илье, а ты мозаику делать умеешь? Хочешь, научу?
Получилось, правда, немного. Первый ряд учебной рамки. Стеклышки подбирает – рыжие, оранжевые… теплые. И заметить – на какой-то момент – как застывает, мимо объяснения, смотрит на россыпь стеклышек… а, не – не смотрит:
- Искорка, да ты спишь…
- Я… А, - встряхнется. – Я сейчас перестану. Быстро.
- А тебе точно надо перестать засыпать? Ночь – и глубоко, - тихо уточняет Льеанн.
- Я... но я же не могу все время спать! - Илье отзывается громко, звонко совсем... по-чужому. Но первые слова лехта Льеанн - тихие - ложатся слышней:
- Искорка... разрешишь тебя спросить? Если я буду спрашивать о том, что было до того, как ты к нам пришла?
- Лехта, вы... спросите. Но...
- Ты можешь не ответить. Я это полностью приму. Илье, ты давно последний раз нормально спала?
Она задумывается полностью, по-детски хмурит брови, пытается что-то сосчитать на пальцах - сбивается, отряхивает руку:
- Я хочу ответить. Но я не помню. Я давно была... там.
- На стороне Изнанки? Да, понимаю. Очень видно. Илье, я тебе просто скажу - в мире живых ты еще несколько дней будешь засыпать. Много засыпать. Приживаться. Это... тоже нормально, - легким голосом стряхивает Льеанн. - Как только хочешь спать - спи. А мы постараемся, чтобы ты отсыпалась в безопасности, хорошо? В мире живых.
- У вас, - тихо исправляет ее Илье. - У вас хорошо... спокойно. Вы ведь - не станете... забирать фонарь? Мне...без света страшно.
- Я не стану забирать фонарь. И я буду рядом. На том расстоянии, на каком тебе будет удобно.
- Я... не могла и надеяться на столь... уважительное отношение к моей... блажи, - медленно выговаривает Илье. Льеанн взвешивает на ладони и отвечает - живым и таким знакомым:
- Это не блажь. Это техника безопасности. И... очень хорошо, что ты чувствуешь эту необходимость. Ну что, Искорка - спать?
- Да. Я буду спать. И - лехта Льеанн, поговорите со мной завтра. Пожалуйста.
- Завтра, - отзывается Льеанн, - обязательно.
Когда Илье забирается под одеяло, лехта Льеанн пристраивается, как в прошлую ночь – на полу, на ширдэне, близко. И безмолвная колыбельная, которую поет, не размыкая губ, звучит где-то еще – также. Только засыпается под нее почему-то меньше.
И на какой-то момент столкнутся – вопросительный жест Саайре и навстречу ему слетевшее тихое лехта Льеанн: «Все, спит…» Заговорить так:
- Льеанн, я правильно понимаю, что мне стоит подняться и заварить вам «нашего пробуждающего»?
- Да, Са-ай… я буду благодарна. Я просто очень тебе благодарна… что ты здесь. Но – я думаю, тебе тоже надо выспаться.
Посмотреть. Подчеркнуто взвесить на ладони. Заговорить на близком:
- Эр’меи Льеанн, я хочу побыть с тобой здесь.
Примет жестом. Молча. Также молча – и то, что принесет он две чашки.
- А ее не ищут, - говорит Льеанн, отпив глоток. – Воспользовалась разрешением, просмотрела общие информативные запросы.Службы наблюдения общества Хладье Дошта. Нет… поисковых запросов нет. Никакие дети нигде вот так не пропадали. Спокойно все… до невероятного. Как болото.
- То самое, - подхватив интонацию, спросит Саайре. – За оградой? Ну… где Изнанка?
- Да… похоже, - медленно оценит она. – Об исчезновении сигнала чьего-то личного внутреннего, что бывает в крайне редких случаях, тоже никто не торопится сообщить. Да. Мне это место тоже напоминает… заводь – где жизнь не течет и всякое заводится. Вот… такое, - она смотрит на спящую девочку, говорит медленно и страшно. – Результат таких экспериментов разумно искать неофициальными способами… но это значит, - и молчит долго. Очень полностью.
- Мы ведь ее не отдадим, лехта Льеанн?
- Ей необходима помощь, - очень размерено говорит Льеанн. - Долговременная профессиональная поддержка лехтев со званием и долгом. И она меня просила о помощи. Мне уже не разрешено отказываться. Моим Богом. Да, Саайре. Мы ее не отдадим. Особенно местным запрашивающим.
И не удержалось:
- Как они так...? - запнуться, потому что перед глазами эмоциональный заряд видно. Тоже огнем.
...И можно увидеть: она сначала ловит, сшибает искры на лету, чтоб не загорелось:
- Са-ай, "как они могли" - или "как они такое сделали"? И спрашиваешь ли ты меня?
(...а у тени... Наставника - длинные волосы. Косы. И искры еще тлеют…) Не ответить - так, жестом получается: "Говори..." А она слушается:
- На первый вопрос я не понимаю ответа. На второй - начало могу понять. Очень... оригинальное решение. И такое простое... Есть давно известный метод переработки эмоционального ресурса другого разумного для использования в разнообразных личных целях. Применяемый как преднамеренно, так и несознательно. Лучше всего работает, если другой разумный находится в зависимом положении и в состоянии повышенной уязвимости. Возвращения после тяжелого повреждения, допустим. Или если этот разумный просто маленький. Если последовательно и терпеливо пресекать, с разной степенью болезненности, все его попытки вложить этот ресурс куда-то вовне и получить результат… Там – хотеть, радоваться и бояться, вкладываться в дело и получать отдачу… вообще что-то чувствовать. Вплоть до желания жрать и спать. В итоге контроль над ресурсом разумного предположительно оказывается в руках… предварительно обработавших. В Семьях с личными представлениями о долге разумных и чести Семьи подобный метод иной раз используют. В ограниченном количестве в разумных пределах. Но привычку к должным поступкам можно воспитывать крайне недолжными средствами. В полном объеме использование такого метода скорей будет признано недостойным деянием высокого предела… я предполагаю, - лехта Льеанн отпивает чаю, смотрит на спящую девочку… Очень хочется, чтобы голос перестал – или сменился – но продолжается. – В отличие от штатной передачи контроля вовне – при переходе разумного в статус ресурса государства, метод… весьма нерационален. Вполне вероятна гибель обрабатываемого разумного – по разным причинам. Кроме того, всегда существуют корни, которые оказываются крепче любой пилы… Боюсь, не ее случай. Хотя… она уцелела. Это уже много, - голос возвращается. Взвешивает. С тем же спокойствием. – А так как любой живой и разумный под постоянным внешним давлением расходует свой личный ресурс в самых неожиданных направлениях – в поисках места, где можно прорваться и быть… В том числе в сторону Изнанки. Подрастающим в целом легче оказаться в вечной воде Tairhien. При наличии крайне нечистоплотного и талантливого Проявляющего вполне возможно обеспечить такому ребенку долговременное пребывание в условиях Изнанки… даже в определенных слоях. Чужой работой она пахнет. Интересно, то, что девочка уйдет туда целиком и живой – было запланированным эффектом? Это… весьма сложная работа, - и прервется. Живым словом. – Да, Са-ай, что случилось?
- Льеанн, мне очень страшно того, что ты говоришь. Того, что ты так спокойно говоришь.
- Да, понимаю, - продолжает она тоже спокойно. И дальше. – Я хочу убивать. Я очень хочу обнаружить, кто допустил этот эксперимент и до сих пор старательно его не замечает... как и других, менее специфических событий. И постараться обеспечить всем ответственным… полную карантинную обработку по всему существованию. Потому что такая удивительная невнимательность к месту своей ответственности куда более опасна, чем воздействие Изнанки. На мой взгляд. А еще именно сейчас я очень хочу прочувствовать редкое для меня ощущение полностью. До предельной глубины, оно дотуда. Вот только там, в земле моего сердца отсыпается в безопасности эта девочка. Ее совсем нельзя испугать. Если она там, на Изнанке, провалится и я упущу ее из виду - я могу не найти ее совсем. Или не довести обратно до мира живых. Я этого не хочу. Я объяснила, Са-ай?
- Да... наверно. Да - лехта Льеанн, извините.
И она тихо:
- Принимаю, Са-ай. Мне тоже очень тяжело понимать, что понимать мне совсем отвратительно, - и голос становится совсем живым, ныряет на глубину, говорит в личном времени. Давнем. На которое опирается. - В семье Хэрмэн учить передвигаться и действовать на Изнанке начинают как первой специализации. То есть - за первым взрослым именем уже время сдавать первые аттестации. Иногда очень жестко учат. Но... как же это было по-другому…
Она смотрит. Далеко. Внутрь. (...а там равнина и далекие горы, шелест травы под шагами и низкие, округлые кроны деревьев у колодца... Где-то там, в этой степи - есть - должен быть - странный дом, шатер. Тот самый, который Льеанн всегда носит с собой, только вот там - настоящий. И в нем отсыпается... одна светлая девочка. Тоже - по-настоящему.)
Первым лехта Льеанн говорит медленное, негромкое:
- В нынешней Семье Хэрмэн говорят: для того, чтобы поднять свой взрослый долг и пронести его - для начала надо прожить свое счастливое детство.
а дальше вас ждет ба-а-алшой вбоквелл. о разных предысториях)))
предыдущее тутwww.diary.ru/~ingadar/p151687301.htm
www.diary.ru/~ingadar/p152808500.htm
www.diary.ru/~ingadar/p153213902.htm
www.diary.ru/~ingadar/p153377348.htm
www.diary.ru/~ingadar/p163459107.htm
www.diary.ru/~ingadar/p163516211.htm
www.diary.ru/~ingadar/p163545343.htm
www.diary.ru/~ingadar/p163614154.htm
www.diary.ru/~ingadar/p164256663.htm
www.diary.ru/~ingadar/p164336332.htm
www.diary.ru/~ingadar/p166672421.htm
www.diary.ru/~ingadar/p166731112.htm
www.diary.ru/~ingadar/p166776460.htm
www.diary.ru/~ingadar/p166811911.htm
www.diary.ru/~ingadar/p167029819.htm
www.diary.ru/~ingadar/p167134640.htm
www.diary.ru/~ingadar/p167157328.htm
www.diary.ru/~ingadar/p167296853.htm
www.diary.ru/~ingadar/p167617147.htm
www.diary.ru/~ingadar/p169230304.htm
www.diary.ru/~ingadar/p169322053.htm
www.diary.ru/~ingadar/p169371159.htm
www.diary.ru/~ingadar/p169403017.htm
www.diary.ru/~ingadar/p169507057.htm
www.diary.ru/~ingadar/p169701769.htm
www.diary.ru/~ingadar/p169813399.htm
www.diary.ru/~ingadar/p170164737.htm
www.diary.ru/~ingadar/p171242263.htm
www.diary.ru/~ingadar/p171587249.htm
www.diary.ru/~ingadar/p171872376.htm
последний на сейчас кусок бытовухи во городе Мьенже, в котором непонятное объясняется через непонятное)
тык А Дом Трав – на подъеме, на лестнице – встретил Саайре неожиданным. Песней. Слышал и знал – у Наставника много такого водилось в памяти, что перебирала – словами, ритмом; не только привычным Каноном – и чужим, глухим распевом. Можно было приостановить, спросить. Звук только, когда лехта Льеанн начинала петь, всегда был другой. Разговором для близких – от негромкого шепота до почти беззвучного голоса, слышного где-то еще… А сейчас голоса много, и четко – течет, наполняет собой весь коридор… поддерживает – звонкий, сбивающийся, настоящий родничок другого голоса. «А Илье хорошо поет», - это сначала. Потом – удивление, что песня звучит на фаэ. Знал, конечно. Чуть был постарше той девочки, когда останавливал напев Льеанн вполголоса – да вот первой их зимой, над жаровней, просил перевести – и слушал странные степные дорожные песни. Про огонь и про возвращение домой. Оказывается, у нее есть и на общем языке слова, которые можно петь. Как ни странно звучит на нем этот долгий, чуть-чуть меняющий звуки распев. Слушать из коридора. Потом – попросить разрешения войти.
- Теплого вечера, Саайре, - они сидят рядом. На ширдэне. У того самого фонаря с огнем. (…а его кто из Башни прихватил? Кажется, когда досюда девочку несли.) – Припозднился. Все хорошо. Не голодный?
- Н-нет…
- А сладкого Илье сказала тебе оставить. Там… праздничный ягодник.
А по полу – дальше, от ширдэна – блики фонаря по стеклышкам мозаики. Выложены – ряд за рядом, оттенок за оттенком, от полной глубины до прозрачного размыва цвета.
- Извини, Саайре, - а девочка Илье распелась, и голос у нее звонкий, совсем живой. – Вот, уснула… И я еще твою коробку разворошила. - Я... - сбивается, передает на руку лехта Льеанн такое, уже почти доверчивое - "подскажите".
- Я помогала Искорке вспомнить, как цвета называются, - говорит Льеанн, - стеклышки пригодились. Я соберу потом.
"Ладно", - отмахнуться. И у Илье спросить:
- Как, вспоминаются?
- Почти... все, - говорит она. И укладывает - как очень значимое. - Они цветные, - проводит ладонью, как вбирает огненные блики, Саайре придется подумать рядом дурацкое, что вот сейчас уже ее ладонь не кажется прозрачной. - А потом стемнело, и мы огонь зажгли, - она задумывается, глубоко. Поднимает стеклышко. Густо-темно красное. Смотрит сквозь него на фонарь. - Нет... лехта Льеанн, я стараюсь понимать... И... я сама, по правде, не боюсь огня. Он цветной и теплый. Это... там, - убирает ладонь, обхватывает руками коленки. Съеживается. - Я должна это все прямо сейчас рассказать?
- Нет. Тогда, когда захочешь. И сможешь. Если захочешь, - говорит Льеанн. Знать бы, какой раз за день. Убедительности она точно не потеряла.
- Мне там очень страшно, - говорит Илье, не выбираясь из своего "кокона". - Если... вы исчезнете - я увижу это снова? Я там… была, - она смотрит на огонь, очень далеко смотрит. Саайре бросит взгляд на Наставника, как спрашивая у Льеанн: «Не пустим?» - Это… глубоко. Вот где фонари… те – ваши – над городом, это совсем верх. А это очень глубоко, - говорит как спит. Безоружно. А пальцы Льеанн высоким счетом подбирают что-то: «так»… Уже третье «что-то» подсчитали. – Там страшно. Там девочка. И огонь, и вот-вот… - и явно – возвращается, смаргивает и звонче. – Лехта Льеанн, вы говорили – там не бывает огня. Он там… есть.
- Я говорила: настоящий живой огонь видно и из серых земель. Из мест, где тебе пришлось быть. На него можно выйти. Если знать, как идти, - взвешивает что-то, не распрямляя пальцев. – Я еще скажу, мы – живые. Все. Мы не исчезнем. Искорка…ты – видела на глубоких слоях Изнанки – там, где очень глубоко – огонь?
Вопрос очень – внимательный. Больше, чем Наставника. За ним – тишина. Потом Илье разворачивается из своего кокона, одним, неловким движением сгребает – часть цветного расклада стеклышек, быстро, со звоном:
- А может, я вообще ее придумала. И все вообще. Вы что – мне верите?
- Верю, - очень спокойно говорит Льеанн. – Это место моей работы. Сначала – верю в то, что о воздействии Изнанки и ее созданиях очень хочется сказать «придумано»… всем, кто сталкивается. Только это редко помогает. Они существуют. И это правда.
- Вы… там тоже есть, - тихо говорит Илье.
- Есть. И я там умею. Извини, я не могу разрешить тебе там проваливаться… глубже, - Льеанн собирается продолжить фразу, но замолкает.
Голос у девочки снова – спящий, прозрачный:
- А я не знаю, есть там огонь или нет… Я там не видела, я там была. Или не я… но была, и знаю. И боюсь совсем – но не я. Только этого не помню. Сейчас помню. Там другая. Она девочка и она дома… И там огонь…
…Иногда за ними может прийти, окружить и смотреть огонь. Горячий. Который сейчас придет совсем. Но не приходит.
- Это может быть? – спрашивает девочка Илье. И видно – вот просто совсем видно – что Льеанн ее держит.
- Возможно, - медленно говорит Льеанн. – Да, предполагаю, что это – есть…
- Вы мне расскажете, что я… чувствую не так? – медленно говорит девочка, отпускает с ладони горсть набранных стеклышек – течь, шуршать…
- Именно это? – вот сейчас лехта Льеанн распрямляет пальцы, отпускает сосчитанное. – Извини, не смогу. Ты чувствуешь то, что с тобой есть. Я – правильно понимаю? Того, что ты рассказываешь – можно бояться. Я… - и ладонь взвешивает – недолго, - да, я тоже боюсь. Я… надеюсь, что много понимаю в устройстве мира, который начинается за миром живых – я зову его Изнанкой, еще – серыми землями света лишенными, еще – землей Сумерек, но у него много имен и ни одно не подходит. Но не понимаю, как ты сумела пройти до земель на самой его глубине – и достаточно остаться… чтобы вернуться. Я… очень не люблю работать, когда я не понимаю, - отряхивает ладонь. И говорит дальше. Неожиданное, потому что звучит высокий фаэ – пусть стершийся, привычный. Формула вопроса. Внутренняя. Храмовая. – Илье, разреши тебя спросить – при том, кто нас слышит вместе?
Девочка ждет. Смотрит на Саайре.
- Да.
- Я спрошу тебя еще раз: ты хочешь вернуться? Быть в мире живых и встать на свое место?
Новое стеклышко – звонко – отряхивается случайно: зацепилось за что-то, теперь слетело, вслед за вопросительным жестом. Ну – надо же ей ответить – куда?
- Ну – сюда, - улыбнется Саайре, - к нам.
А вот теперь Илье выберется из своего «кокона»:
- Мне у вас хорошо… здесь – живое. Лехта Льеанн, да – я хочу, - она молчит, долго смотрит сначала на фонарь, потом вверх, над ним, в темноту за потолочными балками. – Лехта Льеанн, вы можете мне совсем рассказать, что… почему я такая и кто они… там, на дне? Они… больше не придут, если я буду?
- Не должны. Да, могу…
А это девочка отталкивает. Вдруг, ладонью. Смотрит туда же – в потолок, в верхний угол.
- Извините, а можно потом? Там темно и я боюсь.
- Хорошо. Время, правда, не самое устойчивое. А пока мы просто будем здесь, хорошо? – это уже Саайре ловит на ладонь. Потому что стеклышки все равно разворошили… и потому что – а как проще не бояться?
- Илье, а ты мозаику делать умеешь? Хочешь, научу?
Получилось, правда, немного. Первый ряд учебной рамки. Стеклышки подбирает – рыжие, оранжевые… теплые. И заметить – на какой-то момент – как застывает, мимо объяснения, смотрит на россыпь стеклышек… а, не – не смотрит:
- Искорка, да ты спишь…
- Я… А, - встряхнется. – Я сейчас перестану. Быстро.
- А тебе точно надо перестать засыпать? Ночь – и глубоко, - тихо уточняет Льеанн.
- Я... но я же не могу все время спать! - Илье отзывается громко, звонко совсем... по-чужому. Но первые слова лехта Льеанн - тихие - ложатся слышней:
- Искорка... разрешишь тебя спросить? Если я буду спрашивать о том, что было до того, как ты к нам пришла?
- Лехта, вы... спросите. Но...
- Ты можешь не ответить. Я это полностью приму. Илье, ты давно последний раз нормально спала?
Она задумывается полностью, по-детски хмурит брови, пытается что-то сосчитать на пальцах - сбивается, отряхивает руку:
- Я хочу ответить. Но я не помню. Я давно была... там.
- На стороне Изнанки? Да, понимаю. Очень видно. Илье, я тебе просто скажу - в мире живых ты еще несколько дней будешь засыпать. Много засыпать. Приживаться. Это... тоже нормально, - легким голосом стряхивает Льеанн. - Как только хочешь спать - спи. А мы постараемся, чтобы ты отсыпалась в безопасности, хорошо? В мире живых.
- У вас, - тихо исправляет ее Илье. - У вас хорошо... спокойно. Вы ведь - не станете... забирать фонарь? Мне...без света страшно.
- Я не стану забирать фонарь. И я буду рядом. На том расстоянии, на каком тебе будет удобно.
- Я... не могла и надеяться на столь... уважительное отношение к моей... блажи, - медленно выговаривает Илье. Льеанн взвешивает на ладони и отвечает - живым и таким знакомым:
- Это не блажь. Это техника безопасности. И... очень хорошо, что ты чувствуешь эту необходимость. Ну что, Искорка - спать?
- Да. Я буду спать. И - лехта Льеанн, поговорите со мной завтра. Пожалуйста.
- Завтра, - отзывается Льеанн, - обязательно.
Когда Илье забирается под одеяло, лехта Льеанн пристраивается, как в прошлую ночь – на полу, на ширдэне, близко. И безмолвная колыбельная, которую поет, не размыкая губ, звучит где-то еще – также. Только засыпается под нее почему-то меньше.
И на какой-то момент столкнутся – вопросительный жест Саайре и навстречу ему слетевшее тихое лехта Льеанн: «Все, спит…» Заговорить так:
- Льеанн, я правильно понимаю, что мне стоит подняться и заварить вам «нашего пробуждающего»?
- Да, Са-ай… я буду благодарна. Я просто очень тебе благодарна… что ты здесь. Но – я думаю, тебе тоже надо выспаться.
Посмотреть. Подчеркнуто взвесить на ладони. Заговорить на близком:
- Эр’меи Льеанн, я хочу побыть с тобой здесь.
Примет жестом. Молча. Также молча – и то, что принесет он две чашки.
- А ее не ищут, - говорит Льеанн, отпив глоток. – Воспользовалась разрешением, просмотрела общие информативные запросы.Службы наблюдения общества Хладье Дошта. Нет… поисковых запросов нет. Никакие дети нигде вот так не пропадали. Спокойно все… до невероятного. Как болото.
- То самое, - подхватив интонацию, спросит Саайре. – За оградой? Ну… где Изнанка?
- Да… похоже, - медленно оценит она. – Об исчезновении сигнала чьего-то личного внутреннего, что бывает в крайне редких случаях, тоже никто не торопится сообщить. Да. Мне это место тоже напоминает… заводь – где жизнь не течет и всякое заводится. Вот… такое, - она смотрит на спящую девочку, говорит медленно и страшно. – Результат таких экспериментов разумно искать неофициальными способами… но это значит, - и молчит долго. Очень полностью.
- Мы ведь ее не отдадим, лехта Льеанн?
- Ей необходима помощь, - очень размерено говорит Льеанн. - Долговременная профессиональная поддержка лехтев со званием и долгом. И она меня просила о помощи. Мне уже не разрешено отказываться. Моим Богом. Да, Саайре. Мы ее не отдадим. Особенно местным запрашивающим.
И не удержалось:
- Как они так...? - запнуться, потому что перед глазами эмоциональный заряд видно. Тоже огнем.
...И можно увидеть: она сначала ловит, сшибает искры на лету, чтоб не загорелось:
- Са-ай, "как они могли" - или "как они такое сделали"? И спрашиваешь ли ты меня?
(...а у тени... Наставника - длинные волосы. Косы. И искры еще тлеют…) Не ответить - так, жестом получается: "Говори..." А она слушается:
- На первый вопрос я не понимаю ответа. На второй - начало могу понять. Очень... оригинальное решение. И такое простое... Есть давно известный метод переработки эмоционального ресурса другого разумного для использования в разнообразных личных целях. Применяемый как преднамеренно, так и несознательно. Лучше всего работает, если другой разумный находится в зависимом положении и в состоянии повышенной уязвимости. Возвращения после тяжелого повреждения, допустим. Или если этот разумный просто маленький. Если последовательно и терпеливо пресекать, с разной степенью болезненности, все его попытки вложить этот ресурс куда-то вовне и получить результат… Там – хотеть, радоваться и бояться, вкладываться в дело и получать отдачу… вообще что-то чувствовать. Вплоть до желания жрать и спать. В итоге контроль над ресурсом разумного предположительно оказывается в руках… предварительно обработавших. В Семьях с личными представлениями о долге разумных и чести Семьи подобный метод иной раз используют. В ограниченном количестве в разумных пределах. Но привычку к должным поступкам можно воспитывать крайне недолжными средствами. В полном объеме использование такого метода скорей будет признано недостойным деянием высокого предела… я предполагаю, - лехта Льеанн отпивает чаю, смотрит на спящую девочку… Очень хочется, чтобы голос перестал – или сменился – но продолжается. – В отличие от штатной передачи контроля вовне – при переходе разумного в статус ресурса государства, метод… весьма нерационален. Вполне вероятна гибель обрабатываемого разумного – по разным причинам. Кроме того, всегда существуют корни, которые оказываются крепче любой пилы… Боюсь, не ее случай. Хотя… она уцелела. Это уже много, - голос возвращается. Взвешивает. С тем же спокойствием. – А так как любой живой и разумный под постоянным внешним давлением расходует свой личный ресурс в самых неожиданных направлениях – в поисках места, где можно прорваться и быть… В том числе в сторону Изнанки. Подрастающим в целом легче оказаться в вечной воде Tairhien. При наличии крайне нечистоплотного и талантливого Проявляющего вполне возможно обеспечить такому ребенку долговременное пребывание в условиях Изнанки… даже в определенных слоях. Чужой работой она пахнет. Интересно, то, что девочка уйдет туда целиком и живой – было запланированным эффектом? Это… весьма сложная работа, - и прервется. Живым словом. – Да, Са-ай, что случилось?
- Льеанн, мне очень страшно того, что ты говоришь. Того, что ты так спокойно говоришь.
- Да, понимаю, - продолжает она тоже спокойно. И дальше. – Я хочу убивать. Я очень хочу обнаружить, кто допустил этот эксперимент и до сих пор старательно его не замечает... как и других, менее специфических событий. И постараться обеспечить всем ответственным… полную карантинную обработку по всему существованию. Потому что такая удивительная невнимательность к месту своей ответственности куда более опасна, чем воздействие Изнанки. На мой взгляд. А еще именно сейчас я очень хочу прочувствовать редкое для меня ощущение полностью. До предельной глубины, оно дотуда. Вот только там, в земле моего сердца отсыпается в безопасности эта девочка. Ее совсем нельзя испугать. Если она там, на Изнанке, провалится и я упущу ее из виду - я могу не найти ее совсем. Или не довести обратно до мира живых. Я этого не хочу. Я объяснила, Са-ай?
- Да... наверно. Да - лехта Льеанн, извините.
И она тихо:
- Принимаю, Са-ай. Мне тоже очень тяжело понимать, что понимать мне совсем отвратительно, - и голос становится совсем живым, ныряет на глубину, говорит в личном времени. Давнем. На которое опирается. - В семье Хэрмэн учить передвигаться и действовать на Изнанке начинают как первой специализации. То есть - за первым взрослым именем уже время сдавать первые аттестации. Иногда очень жестко учат. Но... как же это было по-другому…
Она смотрит. Далеко. Внутрь. (...а там равнина и далекие горы, шелест травы под шагами и низкие, округлые кроны деревьев у колодца... Где-то там, в этой степи - есть - должен быть - странный дом, шатер. Тот самый, который Льеанн всегда носит с собой, только вот там - настоящий. И в нем отсыпается... одна светлая девочка. Тоже - по-настоящему.)
Первым лехта Льеанн говорит медленное, негромкое:
- В нынешней Семье Хэрмэн говорят: для того, чтобы поднять свой взрослый долг и пронести его - для начала надо прожить свое счастливое детство.
а дальше вас ждет ба-а-алшой вбоквелл. о разных предысториях)))
@темы: сказочки, Те-кто-Служит, Тейрвенон, Тильсенн
-
-
19.01.2012 в 23:31Инги, у тебя ж вся проза про то, как быть живым.
-
-
19.01.2012 в 23:44догадался-догадался
-
-
20.01.2012 в 07:34Спасибо.
Формулировка про колодцы тоже прижилась, ага.
-
-
20.01.2012 в 09:27там еще дальше будет)
через вбоквеллы)))
-
-
20.01.2012 в 12:13